— Разрешение получено. Фес, выметайся отсюда!
— Что он сказал? Как он? — спросил Каффран, как только Майло вышел из внутренних покоев и закрыл за собой дверь.
Брин лишь покачал головой и пошел прочь, обратно через разрушенные коридоры Университета, в объятья ветра и солнечного света.
За десять минут до полудня над Доктринополем разнесся далекий рокот винтов. Пять точек появились в небе на юго-востоке, но из-за сияния Цитадели их было тяжело разглядеть.
— Он здесь, — объявил Фейгор.
Майор Роун кивнул и разгладил несуществующие складки на чистой форме, удостоверившись, что на медалях не было ни пятнышка, и аккуратно поправил фуражку. Он последний раз взглянул на себя в большое зеркало, показывавшее отражение в полный рост. Несмотря на трещины на зеркальной поверхности, майор мог сказать, что в каждом фесовом сантиметре видел действующего первого офицера Первого Танитского полка.
Он повернулся и вышел из бывшего ателье портного, которое служило ему дежурным помещением.
Фейгор, адъютант Роуна, присвистнул при виде командира.
— Посмотрите, дамочки, а вот и майор.
— Заткнись.
Фейгор улыбнулся.
— Должен сказать, вы выглядите просто отлично.
— Заткнись.
Они прошагали по заваленной мусором и обломками улице и вышли к массивному строению — летнему королевскому дворцу на берегу священной реки. Площадь очистили, чтобы челнок лорда-генерала смог приземлиться. Вокруг площадки построились в почетном карауле четыре взвода Призраков, два взвода бревианцев и три взвода пардусцев, а также делегации из местных официальных лиц и горожан. Здесь был даже оркестр, чьи медные трубы блестели на солнце.
Форма почетного караула была чистой, ни пятнышка. Полковник Фурст, майор Клеопас и капитан Геродас оделись с иголочки. Сияли медали. Роун и Фейгор подошли к собравшимся через площадь.
— Вы надели фуражку в той же манере, что и Гаунт. От козырька.
— Заткнись.
Фейгор вновь улыбнулся и пожал плечами.
— И встань в строй, — добавил Роун.
Фейгор, чья собственная матово-черная униформа Призраков была безукоризненно чистой, дважды проверенной, занял свое место в конце строя танитцев. Роун присоединился к офицерам. Фурст кивнул ему, а Геродас шагнул назад, чтобы уступить место. Оркестр начал играть старый гимн «Великолепные сыны Империума, встаньте и сражайтесь». Роун каждый раз морщился, когда музыканты пропускали повторяющийся гармонический минор в припеве.
— Не знал, что вы так любите музыку, майор Роун, — тихо сказал капитан Геродас.
— Так люблю, — ответил Роун сквозь стиснутые зубы, — что сейчас мне бы очень понравилось, если бы кто-нибудь взял эту трубу и засунул в задницу тому, кто ее мучает.
Все четыре офицера закашлялись, давя хохот.
Транспорт лорда-генерала прибыл.
Четыре орнитоптера эскорта гремели в воздухе, разрывая его мощными ударами массивных лопастей. Все они были выкрашены в пепельно-серый, с камуфляжными пятнами цвета хаки. Роуну понравилось их оружие, расположенное под носовой и хвостовой частями.
Катер лорда-генерала Льюго имел дельтовидные крылья и сферическую прозрачную рубку на носу. Он был матово-серебристым с бежевыми полосками и желтыми шевронами на законцовках крыла, с имперскими орлами на боках.
Тень катера накрыла почетную гвардию, гигантские турбины медленно развернулись из горизонтального положения, заставив машину повиснуть в воздухе. Теперь ослепительные струи газа били вниз, и громадный транспорт снижался, вздымая пыль и выпуская опоры из отсеков под крыльями.
Катер чуть побалансировал, приземлился, и визжащие двигатели постепенно затихли. Очертания рампы сверкнули на фоне небесно-голубого брюха машины, она опустилась, и по ней сошли семь фигур.
Лорд-генерал Льюго — высокий худощавый человек в белой униформе, чья грудь пламенела от медалей. Следом спустились два солдата в красно-черных цветах штаба имперского Крестового похода, с хеллганами наперевес. За ними шествовала высокая, тощая женщина преклонных лет в наряде из черной кожи в красных нашивках имперских тактиков, два полковника из Арделинских колоний с блестящими нагрудниками и яркими кушаками из оранжевой парчи. Замыкал шествие коренастый мужчина в форме имперского комиссара.
Группа приблизилась к встречающим, и те отсалютовали. Льюго обвел всех подозрительным взглядом и задержал его на Роуне.
— Где Гаунт?
— Он… сэр… он…
— Я здесь.
Облаченный в парадную форму, Ибрам Гаунт шагал по плитам площади. Майло, стоявший среди младших чинов почетного караула, вздохнул с облегчением, увидев, что Гаунт побрился. Отделанная серебром черная кожаная форма сидела безукоризненно. Возможно, неприятный инцидент в Университете был просто помрачением…
Гаунт отсалютовал лорду-генералу и представил своих офицеров. Оркестр продолжал играть.
— Это имперский тактик Бламир, — сказал Льюго, указывая на высокую пожилую женщину.
Дама кивнула. У нее было постное изможденное лицо и неровно обстриженные волосы с сединой.
— Я здесь из-за этого… — без выражения сказал Льюго, поворачиваясь и смотря через площадь, на полыхающие языки пламени, пожиравшие Цитадель священного города.
— Это, лорд, кощунство, о котором мы все сожалеем, — сказал Гаунт.
— Ты быстро доставишь мне полный отчет, Гаунт.
— Он у вас будет, — отозвался Гаунт, ведя лорда-генерала через площадь к ждущим наземным машинам и эскорту из «Химер».
Внезапно Льюго принюхался.
— Гаунт, ты что, пил?
— Да, сэр. Бокал алтарного вина во время утренней службы, проведенной аятани. Это символическое действо, которого от меня ожидали местные жители.
— Понятно. Неважно. А теперь покажи мне все, что нужно знать.
— С чего начать, сэр?
— Начни с того, как простая операция по освобождению превратилось в такое дерьмо, — ответил Льюго.
— Вы поняли, что это сигнал? — спросила тактик Бламир, опуская магнокуляры.
— Сигнал? — эхом откликнулся полковник Фурст.
— О да. Адепты Астропатика подтвердили, что это… оно генерирует значительный психический пульс межзвездного радиуса действия.
— Но с какой целью? — спросил майор Клеопас.
Бламир остановила на нем колючий взгляд, и на губах ее заиграла ангельская улыбка.
— С целью нашего уничтожения, разумеется.
Группа офицеров стояла на плоской крыше здания казначейства в сопровождении более чем пятидесяти гвардейцев. Молитвенные ленты и флаги с обетами шелестели и дрожали в воздухе над ними.