Верина взвалила Алену на плечи и понесла ее в лагерь. Она сделает все, что в ее силах, чтобы спасти раненую.
— Убейте меня. Пожалуйста… Ради Императора… Ради его любви… Убейте меня…
Верина едва обратила внимание на лазерный луч, полыхнувший у нее над головой и положивший конец крикам молодого человека.
Добравшись до лагеря, Верина положила Филонову между останками комиссара Йелинека и покрытым жуткими ранами библиарием Темных Ангелов, который, едва переставляя ноги, пришел в их лагерь на рассвете и, не сказав ни слова, рухнул без сознания. Появление космодесантника привело гвардейскую роту в ужас. Ни один из гвардейцев, возможно за исключением ныне покойного комиссара, никогда прежде не встречал воина Адептус Астартес, а раны на теле десантника, смертельные для обычного человека, заставили побледнеть даже видавших виды ветеранов из Первой роты.
Сначала Верина подумала, что их страх вызван тем, что в библиарии Темных Ангелов гвардейцы видят подобие космодесантников Хаоса, высадившихся на планете вместе с Валерием. Однако вскоре она поняла, сколь это тяжкий удар для гвардейцев — найти одного из богоподобных воинов Императора в столь плачевном состоянии. Если даже загадочным Темным Ангелам не совладать с врагом, на что тогда надеяться им, простым смертным?
Впрочем, зачем сейчас думать о том, что не имеет никакого значения? Верина отогнала назойливые мысли и занялась тем, чему ее учили — врачеванием. Она попыталась разыскать все, какие могла, осколки в плече Алены, но очень скоро поняла, что жить Филоновой осталось не больше часа. Рана уже начала источать тошнотворный запах тлена, свидетельствовавший о том, что бороться за жизнь сержанта уже бессмысленно.
— Не шевелись, Алена, — Верина удержала попытавшуюся встать женщину, и сделала ей укол болеутоляющего, — я смогу облегчить твои страдания.
— Глупо, моя госпожа, как все глупо получилось, — срывающимся шепотом произнесла Алена. Ее тело сводили судороги боги, но Верина видела, что лекарство уже начало действовать, — если бы комиссар узнал, как я… он бы с меня живьем шкуру спустил…
Верина посмотрела через плечо на останки комиссара. Накануне его накрыл взрыв, и осколки снаряда изрешетили Йелинека.
— Скажи, Алена, почему ты не могла просто добить того культиста? Я за тобой раньше такого не замечала.
— Не знаю, госпожа. Просто эти гады готовят осадные орудия, а Флот прекратил бомбардировки. Мы в безнадежном положении. Мне хотелось сделать хоть что-нибудь. И мне стало легче.
— Почему?
— Я показала этим гадам, которые засели внизу, что мы не прячемся за пушками и ракетами.
— Такой ценой? Ценой собственной жизни?
— Я довольна. Умираю достойно… я боялась, что смерть моя будет куда страшнее. Может, все дело в болеутоляющем. Может если б не оно, я бы заговорила по-иному. — Алена подцепила пальцами одну из пустых ампул и сухо рассмеялась. — Прошу, не дайте мне опозориться перед ротой, — Филонова вцепилась Верине в правую руку, — я заслужила…
В лагере стояла тишина. Верина ни на мгновение не сомневалась, что гвардейцы, вроде бы занимавшиеся своим делом, внимательно прислушиваются к их разговору. Первая рота уважала старшего сержанта Филонову. Верина знала, что женщина, лежащая перед ней, горда своей судьбой и службой в Имперской Гвардии. И сейчас Алена хотела вселить в товарищей по оружию веру в Верину, ведь именно сестре-госпитальерке предстояло сменить ее и возглавить роту. И хотя Верина знала, что ненадолго переживет Алену, она питала к сержанту достаточное уважение, чтобы не тревожить ее в эту минуту правдой.
— Ты сражалась во имя Его и пожертвовала всем, чем могла. Именем Его я благодарю тебя за службу и объявляю тебе, что ты исполнила свой долг. Алена Филонова, я дарую тебе отдых от праведных трудов.
Затянув молитву по праведникам, Верина ввела иглу с «Милостью Императора» в шею Алены.
Смерть стала частой гостьей в лагере, но когда тело Алены начало тлеть, Верине показалось, что измученные, павшие духом гвардейцы, вдруг преисполнились решимости. Эта решимость была не похожа на фанатичную отвагу касркинов из ударных войск Кадии, с которыми Верине доводилось иметь дело, поскольку именно из их рядов лорд Матальнэ набирал себе штурмовиков. Не напоминала она и праведное рвение Сестер Битвы, чьи боевые молитвы неслись прямо к небесам. Не была эта решимость сродни упрочившейся в веках вере сыновей самого Императора, видевших глубокий смысл в каждом действии и поступке. Простая, человеческая преданность и самоотверженность гвардейцев заставила Верину устыдиться своих сомнений. Как она теперь сможет смотреть этим солдатам в глаза?
Закончив обряд, девушка поднялась и решительно зашагала к храму — там ей предстоит положить конец трусливой твари, в которую она превратилась.
— Позвольте обратиться, сестра, — раздался незнакомый голос.
Верина обернулась и обнаружила, что космодесантник пришел в себя.
— Я чувствую, что времени осталось мало, причем не только у меня. Подойдите ближе. Мне надо кое-что вам сказать, а силы почти на исходе. — Библиарий медленно приподнялся на локтях и шевельнул пальцем, подзывая Верину к себе. Доспехи в области живота пересекались трещинами, из которых сочилась темная кровь и янтарная жидкость.
Верину ужасала мысль, что библиарию, даже ослабленному ранами, окажется под силу подчинить ее разум, однако она с деланным спокойствием подошла к воину и опустила ладонь ему на плечо. Прикинув все возможные варианты, она пришла к выводу, что библиарий собирается казнить ее за еретические мысли и трусость. Что ж, пусть будет так. За Темными Ангелами закрепилась слава самого сурового и неуступчивого ордена Адептус Астартес, и Верина надеялась, что праведный воин будет судить ее строго, без снисхождения.
— Меня зовут Круций, сестра. Что вы думаете о нашем нынешнем положении? Какова диспозиция противника? Каков ваш план?
— Наше положение безнадежно, лорд Круций. Мы удерживаем один из шести бастионов. Наша цель — выиграть время и дать эвакуироваться тем, кто сейчас находится в космопорте Эретов. Враг скоро закончит монтаж осадных орудий, и через несколько часов Несущие Слово прорвут оборону. Плана у меня нет, — доложила Верина.
— Кроме как плана покончить с собой, дитя мое? — мягко уточнил Круций. — Я чувствую — что-то тебя терзает, и потому прошу — одумайся. Тебе нужен совет, мне — твоя помощь. Потому давай поговорим, что толкает верную дщерь Императора в объятья ереси. Тогда, быть может, нам удастся спасти друг друга.
— Мой грех — трусость, милорд, — Верина впервые призналась другому в том, что мучает ее. — Я сомневаюсь в себе и своем предназначении. Сотни приняли смерть от моей руки, но теперь я не знаю, был ли в этих смертях какой-либо смысл. Как я могу возглавить оборону, если не владею собой?
— Ты из ордена госпитальеров святой Катерины. Да или нет?
— Да, лорд Круций. Я состояла на службе у ныне покойного инквизитора Матальнэ. Дознавателем.