– А ничего! Просто слева от нас крутились какие-то три испанские обезьянки, раздевшиеся до пояса и раскрасившиеся в красное и синее… ведь, кажется, именно таковы цвета этого твоего идиотского клуба?
– Да, – ответила я за онемевшего Родиона, снимая с головы тот самый сине-гранатовый шутовской колпак, что был приобретен в магазине перед этим злосчастным матчем. – Под обезьянками ты, Валечка, разумеется, понимаешь тех трех или четырех почти голых девушек, раскрасивших свои прелести в боевые цвета любимого клуба и исполнявших какой-то агрессивный танец? Все мужчины, насколько я заметила, были в восторге. Кстати, среди них я заметила и нашего многоуважаемого попутчика, который попался нам перед этим… м-м… матчем.
– Кто? – спросил Родион. – Я что-то не обратил внимания.
– Да ты никого не видел из-за тех, которые… – пробормотала Валентина недовольно.
– Я имею в виду Японца, сиречь господина Епанчинцева, – сказала я. – Он сидел на трибуне рядом с нами. Около этих девушек.
– Ты уверена? – усомнился Родион.
– Совершенно. Кстати, он тоже размалевал себе лицо красками и напялил красно-синий парик, отличная маскировка!.. Но я его все равно узнала.
– Осталось понять, каким манером ему удается так быстро доставать билеты… – пробормотал босс. – Насколько я понял, на футбол он идти не собирался до встречи с нами. Интересно… очень интересно.
Валентина подозрительно посмотрела на Родиона Потаповича и протянула:
– Значит, так, Родик. Мы на твой дурацкий матч сходили. Теперь твоя очередь.
– В смысле?
– В том смысле, что здесь, в Барселоне, много хороших магазинов, и мы с Марией по ним пройдемся.
– Все равно денег мало… – пробормотал босс.
– Да какая разница! Подберем, – упрямо заявила та.
Боссу не везло на женщин. Если со мной он еще как-то спорил и, в конце концов, мог давить авторитетом и логикой, то для Валентины все это было пустым звуком. Муж вообще сильно опускается в глазах жены по сравнению с тем уровнем, на котором был до свадьбы. По крайней мере так утверждает Валентина. Правда это или нет, не имею ни малейшего понятия: никогда замужем не была и потому не спорю.
Итак, бедному боссу пришлось смириться и потащиться с нами по барселонским магазинам. Следует заметить, что он всегда считал это сущим наказанием – даже в Москве, не то что в незнакомом городе, к тому же заграничном. Он терпеть не мог ходить за покупками. Исключение составляли магазины оргтехники, где он отоваривался бесчисленными комплектующими и дисками, да еще, пожалуй, отделы игрушек в универмагах. Там босс присматривал забавы для своего отпрыска.
Бутики же он ненавидел всеми фибрами своей души и двигался за нами с лицом приговоренного к смерти. У Валентины обнаружились ее личные пятьсот евро, на которые она вознамерилась отовариться дешево, но сердито. Я хорошо знала свою подругу. Прежде чем истратить хотя бы рубль, не говоря уже о евро или долларах, она мерила все, что казалось ей мало-мальски приемлемым по цене и качеству. А иногда, соблазнившись ценой, обходилось и без примерки.
В одном из бутиков она застряла надолго – примеряла какой-то сарафанчик, туфельки и солнцезащитные очки. Подруга с совершенно счастливым лицом крутилась передо мной, теребя бретельки и рюшечки. Я же давно успела купить себе несколько прелестных обновок и теперь молча наслаждалась своим счастьем. А вот босс, не выдержав, выбежал из магазина и ждал снаружи.
– Куда он пошел?! – возмутилась Валентина, не узрев рядом с собой своего благоверного. – Нет, вот куда он пошел, а? Мария, позови его, а?
– Он меня не послушает, – пробурчала я. – Есть вещи, которых мужчины не понимают.
– Что?..
– Мы почти три часа таскаем его по этим бутикам. Уже ночь почти, хотя тут, в центре, этого и не заметно.
– Ну и что? Терпели же мы с тобой почти два часа его дурацкий футбол. А что уже поздно, так еще выспимся.
Вспомнив, что завтра рано утром мне нужно идти в полицию, я подумала о том, что глагол «выспаться» едва ли имеет ко мне отношение. Валентина же, воодушевившись, продолжала:
– Маш, посмотри… Мне так хорошо? Или это мещанство? Нет, глянь! Да не туда смотришь.
– Хорошо тебе, очень хорошо. Покупай, и пойдем.
– Что же он там как столб встал?! – снова возмутилась подруга. – Скажи продавцу, что я сейчас вернусь, просто покажусь мужу и вернусь. А то он… не знаю, что подумает.
– Я не знаю испанского, – ответила я, взглянув на улыбчивого продавца, толстенького и чернявого. Он был похож на Антонио Бандераса, отраженного в зеркале, утолщающем в талии и сужающем в плечах. – А этот сеньор, мне кажется, плохо понимает по-английски.
– А по-французски? – спросила Валентина. – Парле ву франсе, месье? – сунулась она к нему.
– Уи, мадам! – просиял испанец.
– А я нет… – буркнула Валентина. – И ты, Машка, тоже. Ладно, подержи хлопца, а я к Родиону за советом сгоняю.
– Что он там тебе посоветует… – отмахнулась я. Затем повернулась к продавцу и, старательно выговаривая английские слова, сказала: – She decided to advice with her husband. Don’t worry, he is standing outdoors. She’ll be back soon & pay cash. You catch, don’t you?
Во время моей несколько корявой английской речи – все-таки немного подзабыла – продавец (я уверяла его в том, что Валентина вышла к мужу и вскоре вернется и заплатит наличными) только приторно улыбался и тревожно косился на дверь. По-моему, он не очень-то понимал, что я ему говорю. Однако же, услышав магическое слово «cash» (наличные), он закивал – дескать, пожалуйста, без проблем! Чтобы еще больше его успокоить (все-таки они нервные, эти испанцы, взять хотя бы сегодняшнее посещение ревущего стадиона), я начала рыться в сумочке, чтобы прикупить хорошенький, светлых тонов топик.
Пока я рассматривала вещь, продавец крутился вокруг меня и втягивал воздух ноздрями. Его одолевала жажда активности, что свойственно людям с испанской кровью исключительно в ночное время суток – днем слишком жарко, особенно в часы сиесты.
Решившись на покупку, я широко улыбнулась и уже собиралась заплатить, когда в бутик вошла Валентина в сопровождении Родиона и… двух полицейских.
– Глупость какая-то, – бормотал Родион Потапович. – Уф… как тут прохладно, а снаружи такая духотища…
– Что случилось, босс? – спросила я, переводя взгляд на непроницаемые лица полицейских. – Они что, предъявили вам какие-то претензии?
– Да я сам толком не пойму, что им от нас надо-то, – проговорил Родион. – Какая-то из ряда вон выходящая подозрительность… – Босс обратился к барселонским стражам порядка с длинной испанской фразой, из которой я ровным счетом ничего не поняла. Один из полицейских ему ответил, выпаливая по несколько слов в секунду, и по напрягшемуся лицу Шульгина я поняла, что он не ухватил смысла сказанного. Испанец снова заговорил – теперь уже помедленнее, и на этот раз Родион его понял. Кровь отхлынула от уже успевшего загореть лица босса, и он по-русски произнес: