Я мысленно сделала себе пометку проверить показания медсестры. Ведь если она права, тогда якобы случайное отравление Юлии дикаином напрямую связано со ссорой с дядей накануне. Но связывать исчезновение Юлии из больницы и ужасную смерть Аникеева рановато. У Юлии просто не хватило бы сил поднять скальпель, я думаю.
– Бред! Ну не могла же она сама уйти! Ведь только-только из реанимации… Как вы думаете, – ядовито произнесла посетительница, – может ли человек, только что находившийся на грани смерти, самостоятельно встать и идти, да еще и прирезать попутно мужчину? Хотя он, честно сказать, был не очень сильный, даже хилый. И все же, по-моему, это невозможно физически. Вы и милиция должны это понимать!
– Я понимаю, – заверила ее я. – А почему милиция считает, что Юлия как-то причастна к смерти своего дяди?
– Она – единственный оставшийся у него кровный родственник. Я и его жена не в счет. Потому что меня в завещании даже нет!
– Вы хотите сказать, что от смерти вашего брата Юлия бы что-то выиграла? – Мне уже порядком надоело угадывать то, что эта дама сама должна бы рассказать мне.
– Ну да, правда, все наоборот. Выиграла бы не она, а он. Виктор был опекуном ее состояния по завещанию.
– Большое состояние? Или вы не можете мне об этом говорить?
– Почему же? Около четырехсот тысяч евро в перерасчете на сегодняшний курс плюс паи в одной стабильно развивающейся строительной компании на сумму сто пятьдесят тысяч долларов.
Я присвистнула. Конечно, цифра меня не шокировала, я встречалась с суммами и покрупнее, однажды даже спала в обнимку с почти тремя миллионами баксов, но все же деньги это немалые. Тем более для молодой одинокой девушки.
– То есть если бы Юлия умерла, то ваш брат бы разбогател?
– Да! У самого Виктора за душой ни гроша, даже деньги его принадлежат Ларочке, его жене и моей лучшей подруге.
«Бедный мужик, – подумала я, – жить в окружении трех баб, которые богаты как Крезы… Это далеко не каждый выдержит».
– Именно поэтому я и прошу вас взяться за это дело. Мне, собственно говоря, не важно, почему убили Виктора, я хочу только доказать, что это сделала не Юля! Потому что милиция, как я выяснила, подозревает ее! Ее! Это нежное, хрупкое создание, неспособное и мухи обидеть! Они, видите ли, не видели никого выходящего из больницы в пятницу с большим подозрительным свертком в руках – то есть похитить Юлю никто не мог. Значит, ушла сама. А почему? – спрашивают меня. А откуда я знаю? Вот они и решили, что девочка просто сбежала, предварительно убив дядю. Они узнали – Ларочка случайно проговорилась, – что и Юлия, и Виктор друг друга терпеть не могли, а накануне у них произошла крупная ссора, не знаю, по какому поводу. Да Виктора никто терпеть не мог! Только Юлин отец был от него в восторге – оба одного поля ягода, за копейку удавятся…
Она на секунду прервалась – набрала воздуха в грудь и продолжила свой спектакль:
– Боже мой, бедная девочка! Она ведь выросла на вот этих руках. – Она потрясла ухоженными руками, унизанными бриллиантовыми кольцами. – Я-то знаю, что она не могла этого сделать! Ее похитили! А может, ее уже нет? Вдруг похитители не ухаживают за ней? – Голос певицы надломился, и она замолкла. – Но нет, будем надеяться на лучшее. Я хочу найти ее раньше их и укрыть бедняжку от опасности под своим крылом!
– Ясно, – подытожила я. – Значит, искать Юлю?
– Да!
После этого я взяла разговор в свои руки и с помощью предельно простых вопросов вроде «где и когда» получила скудные крупицы информации.
Вырисовывалась следующая картина.
Пятница, десять утра – налоговый инспектор проверяет Аникеева Виктора Валентиновича, его вызывают в кабинет бухгалтера на третьем этаже.
Пятница, одиннадцать утра – Юля в добром здравии перемещается в палату на второй этаж, откуда звонит тете по мобильнику и настаивает на операции: дескать, чем быстрей, тем лучше.
Медики не возражают. Назначается на три часа двадцать минут.
Пятница, час десять – в кабинет Аникеева приходит бухгалтер-операционист Инна Колоскова за подписью акта осмотра личного дела и счетов врача. Подписывает и удаляется, чему свидетели – рабочая бригада, ремонтирующая соседний кабинет. Один из рабочих слышит голос врача, то есть Виктора, – пока жив.
Пятница, час пятнадцать минут дня. Электрик, которому потребовалось проверить розетку в кабинете Аникеева, стучит в кабинет. Никто не отвечает. Дверь полуоткрыта. Он заходит и видит Веру Кузьмичеву, сидящую перед трупом. Руки у нее в крови, возле левой руки лежит окровавленный скальпель. Вызвана милиция. Здание оцеплено больничной охраной и оперативно подъехавшей бригадой вневедомственной охраны.
Пятница, три часа двадцать минут – обнаружена пропажа Юлии. Вместе с Юлией из ординаторской (рядом с палатой Юлии на втором этаже) пропадает вязаный кардиган Екатерины Витольдовны (уборщицы), который она использовала в качестве накидки в ночные дежурства, и пара Юлиных шлепанцев.
Мобильник находится неизвестно где, возможно, при девушке, из вещей ничего не пропало.
– Это типичное похищение! – взбудораженно заявила Беловицкая. – Сами подумайте, если бы Юлии действительно взбрело в голову уйти, она наверняка бы переоделась во что-то более удобное, чем старый кардиган и комнатные шлепанцы, за которыми вдобавок нужно идти в соседний кабинет. Нет, тут что-то не так! Милиция опросила весь персонал, но в такой суматохе все как один заявили, что никто ничего не видел. Прямо чертовщина какая-то!
Я попросила фотографию пропавшей. С глянцевой паспортной карточки на меня смотрела грустная девушка с вьющимися рыжими волосами, которые не желали укладываться в гладкий пучок и торчали над головой, делая ее похожей на одуванчик. Бедняжка, как это ни жаль, действительно напоминала скорее удивленного чебурашку, чем обычную девушку ее возраста. И крайне возбужденная тетя уверяет меня, что такую примечательную особу никто не видел? Стало быть, либо народ разом ослеп, ибо такое существо не заметить невозможно, либо девушку действительно похитили, укрыв от посторонних глаз.
Я посмотрела на оборотную сторону фотографии – там стояли фамилия и дата – Бочкина, апрель.
– Сколько лет Юлии?
– Двадцать два. Почти. Двадцать один. Завтра у нее день рождения! – Она приложила платочек к глазам, демонстрируя скорбь. При этом Беловицкая старалась не касаться накрашенных ресниц.
– Вы говорили, что Виктор – опекун капитала Юлии, сам же был беден как церковная мышь. А когда наступает срок передачи опекунских прав? – спросила я, догадываясь, каким будет ответ. Если девушка до сих пор находилась на иждивении тетушки, значит, своих денег у нее пока нет. И со стороны убитого дядюшки все еще имелся бы финансовый интерес в смерти Юлии.
Я пока абстрагировалась от того факта, что Аникеев мертв.
Его могли убить и по совершенно другой причине, необязательно из-за наследства. А вот отравление Юлии дикаином он вполне мог организовать, чтобы оставить за собой все деньги. Правда, тут нужно многое проверить.