Разумеется, Дидье переехал жить ко мне. Я оплачивала все. Он относился ко мне как к своей фанатке. Я это сознавала, но всякий раз находила этому оправдания. Наша лав стори продлилась два года. Я прекрасно понимала, что мы не сможем быть вместе всю жизнь, но часто — я вам в этом уже признавалась — мне бывает сложно смотреть в лицо реальности. В итоге мой вокалист ушел, а я осталась заложницей работы ради куска хлеба в банке, который считает себя «единственным достойным доверия». С этого момента моя жизнь покатилась под откос. Сначала одиночество, потом вечеринки с незамужними подружками. Играем в дебильные игры, делаем вид, что дорожим своей свободой, утверждаем, что жизнь намного лучше без этих кретинов мужского пола. Повторяем это друг другу до тех пор, пока одна из нас наконец не влюбляется. Успокаиваем друг друга как можем. Я говорю «одна из нас», но точнее будет сказать «одна из них», потому что я чувствую себя словно посреди пустыни. Вокруг меня нет ничего живого. На этих вечеринках нас становится все меньше. Иногда бывшие возвращаются. Настоящий клуб «брошенок». Теперь, когда я об этом думаю, самым трогательным мне кажется именно то, о чем мы друг другу не говорим. Все эти взгляды, не участвующие в комедии, которую мы разыгрываем, чтобы не раскисать. В них есть нечто вроде нежности, сочувствующей, неловкой, едва заметной, но реальной. И приходим мы вовсе не за идиотскими играми, а именно за этой стыдливой солидарностью. А когда возвращаемся в одинокий дом, там нас поджидают безжалостные вопросы: «Любила ли я когда-нибудь? Наступит ли моя очередь? И есть ли она вообще, эта любовь?»
Проплакав в поезде два часа семнадцать минут, я вышла как раз с этими вопросами в голове. Пересекла полгорода пешком. Стоял прекрасный летний вечер. Мне не терпелось вернуться на свою улицу, в свой маленький мирок, но судьба еще не до конца разобралась со мной. Ты думаешь, что прекрасно знаешь свое окружение, но стоит измениться всего одной детали, и вся твоя жизнь может пойти по другому руслу. Причем происходит это нежданно-негаданно…
Я очень люблю свою улицу. Здесь все привычное, родное, настоящее. Дома старые, человеческих размеров, на балконах полно всякой всячины: растения, велосипеды, собаки. В плане инфраструктуры все тоже замечательно — от небольшого книжного магазина до прачечной. Это не крупная магистраль, поэтому посторонних людей сюда приводит только какое-нибудь дело. К западу идет небольшой уклон. Когда садится солнце, кажется, что там, внизу, — порт, горизонт, море, хотя ближайшее побережье находится в нескольких сотнях километров. Я выросла совсем недалеко отсюда. Когда мои родители вышли на пенсию и переехали на юго-запад страны, я решила остаться. Здесь я знаю всех и чувствую себя дома. Единственный раз у меня возникло желание уехать как раз после ухода Дидье. Слишком много воспоминаний, в основном плохих. Но хорошие довольно быстро одержали верх. Я восхищаюсь людьми, которые могут собрать чемодан и отправиться путешествовать, прожить год в Чили или выйти замуж за австралийца. Или просто взять билет на самолет, а по прилету разбираться на месте. Я на это не способна. Мне нужны мои корни, мой мир и особенно те, кто его населяет. Я так быстро привязываюсь к людям… Для меня жизнь — это прежде всего те, с кем я живу. Я обожаю свою семью, но вижусь с ней всего два раза в год, зато с друзьями встречаюсь почти каждый день. Зачастую ежедневное общение оказывается сильнее родственных связей. Даже моя булочница, мадам Бержеро, является частью этой странной семьи. Она уже много лет видит мою физиономию и разговаривает со мной. Она знала меня совсем маленькой, и мне кажется, что иногда, несмотря на мой возраст, ей все еще хочется протянуть мне вместе со сдачей конфетку. Ее магазин находится рядом с лавкой Мохаммеда, которая так и называется «У Мохаммеда». Она работает круглосуточно. На моей памяти сменился уже третий Мохаммед. Лично мне кажется, что так звали только первого, а тем, кто пришел ему на смену, было легче взять себе это имя, чем поменять вывеску.
Чем дальше я иду по своей улице, тем лучше себя чувствую. Если когда-нибудь я сойду с ума, потеряюсь во времени, у меня есть верное средство узнать, какой сегодня день. Достаточно посмотреть на витрину хозяина китайской кулинарии месье Пинга. Иногда мне кажется, что это тоже не настоящее его имя. За пять лет он так и не улучшил свой французский, но я почти уверена, что он специально поддерживает такой имидж. Чтобы узнать, какой сегодня день недели, достаточно посмотреть на его витрину: в пятницу он снижает цену на креветки в натуральном виде. В субботу — на соте из креветок с солью и перцем. В воскресенье креветки продаются уже в пяти специях. В понедельник они под кисло-сладким соусом — больше кислом. Во вторник — с сычуаньским перцем, в среду — в остром соусе. Если вы будете в наших краях, никогда не покупайте креветки после воскресенья. Как-то раз, когда я только сюда переехала, я купила их в среду вечером. Как же мне было плохо! Последующие три дня я почти не выходила из туалета. В итоге прочла даже телефонный справочник.
В этот понедельник, когда я шла к дому, было еще светло, стояла теплая погода. Я наслаждалась этим моментом. Прошла мимо дома Натальи, в ее окнах горел свет. Приближаясь к своему подъезду, я испытывала чувство, сравнимое с тем, когда погружаешь уставшие ноги в любимые тапочки. После трех дней, проведенных у Кароль, я наконец-то оказалась дома, на своей земле. Думаю, что даже болван Дидье понимал, что ему здесь не место. Мохаммед артистичными движениями укладывал абрикосы.
— Добрый вечер, мадемуазель Жюли.
— Добрый вечер, Мохаммед.
У моего подъезда все как обычно. Я набрала код, толкнула дверь и направилась к почтовым ящикам. Открыла дверцу своего — два счета и реклама. На конверте крупными буквами написано, что я могу получить годовой запас еды для своего кота. У меня нет кота, а сама я еще не дошла до того, чтобы есть сухой корм. И после этого нас призывают экономить бумагу, чтобы спасти планету. Перестали бы для начала заваливать нас рекламными проспектами…
Лишь захлопнув дверцу, я заметила имя на соседнем ящике. Мне было известно, что семейная пара с четвертого этажа недавно съехала, потому что у них родился второй ребенок. Но я не знала, что здесь уже кто-то поселился. Месье Рикардо Пататра. [1] Вот это имечко. Может, в наши края приехал цирк и клоун решил пожить здесь? Конечно, нехорошо смеяться, но все же. Я несколько секунд читала и перечитывала табличку на ящике нового жильца с глупой улыбкой на лице. Первой за весь уик-энд.
Потом я поднялась к себе. Позвонила Кароль, сообщила ей, что добралась хорошо и что, к сожалению, высокий брюнет, сидевший напротив меня в поезде, не попытался меня соблазнить. После чего включила стиральную машину и отправилась в душ. И угадайте, что? Не переставала думать об этом имени. Сколько может быть лет этому Рикардо Пататра? Как он выглядит? Согласитесь, такое имя включает воображение! Если на верхний этаж въезжает какой-нибудь Франсуа Дюбуа, вам кажется (возможно, зря), что вы все о нем знаете. Наверное потому, что я знавала одного Франсуа Дюбуа в школе и в последний раз слышала о нем от цветочницы, ходившей утешать его мать, когда его приговорили к двум годам условно и крупному штрафу за торговлю поддельным оливковым маслом. Но Рикардо Пататра — совсем другое дело. Это звучит громко, сильно, как имя какого-нибудь аргентинского волонтера, выступающего в защиту орангутанов. Или изобретателя тостера для альпинистов. Или известного испанского иллюзиониста, который удалился в изгнание, потому что проткнул свою партнершу шпагой, да так и не смог от этого оправиться, поскольку был в нее тайно влюблен. Это простое имя может сказать о многом, очень о многом. И вот, стоя под душем, я нашла себе новую цель в жизни: узнать, кто он, этот загадочный сосед. Выключив воду, я взяла полотенце. В эту самую минуту на лестничной клетке послышались шаги. Подумав, что это он поднимается к себе, я бросилась к дверному глазку. Сорвалась с места как ненормальная, тут же поскользнулась, и в следующую секунду растянулась на полу, чувствуя дикую боль. Вот идиотка! Я еще даже не видела этого типа, а уже пострадала из-за него. Это было моим первым глупым поступком, но далеко не последним. И, как оказалось, не самым худшим…