Странник сделал последний шаг, остановился перед Мраком. Он был выше Мрака и пошире в плечах, и хотя был так стар, что трудно назвать возраст, но богатырская фигура еще дышала силой и мужеством. На поясе у него висел охотничий нож, но размером он был с меч киммера — акинак.
— Спасибо, — ответил странник густым сильным голосом. — Мир тебе, герой, и твоим друзьям, что прячутся в кустах. Надеюсь, это воинская хитрость, а не трусость?
Мрак в затруднении оглянулся на кусты. Друзья спрятались надежно, сам бы не заметил. Или странник чует по запаху? Но оба только что смыли запахи, пот…
— Надежно спрятались, — подтвердил странник, словно прочел мысли Мрака, — но у меня богатый воинский опыт… Я устал, у вашего огня передохну с радостью.
Таргитай и Олег вылезли из засады, поклонились страннику. Тот чуть склонил голову, пронизывающие синие глаза с удовольствием задержались на их фигурах, широких плечах.
Олег тут же бросился раздувать угли, Таргитай принес сухие ветви, а Мрак быстро нарезал мясо, насадил ровными ломтиками на прутья, с которых содрал кору.
— У нас небогато, — сказал Мрак, — но чем богаты, тем и рады. Мы не знаем твоих обычаев, странник, так что угощайся по своим. Ешь, не обращай внимания на нас.
Странник косился на прутья, что держал Мрак над горящими углями. В его глазах заблестели веселые искры:
— Ну, положим, обычаи воинов разных народов удивительно схожи… Это был хороший воин?
— Лучший, — заверил Мрак. — Я ел у него на глазах его печень, а он клял меня!
— Храбрый воин, — согласился странник. Он принял прут с насаженным мясом, начал есть недожаренным, по губам потекла кровь. Он с удовольствием зажмурился, квадратная челюсть двигалась равномерно, крупные зубы с хрустом разгрызали мясо. Таргитай подумал, что, попадись в этой печенке берцовая кость, странник и ее схрумкал бы как стебелек травы.
Олег нетерпеливо ерзал, но если молчит Мрак — надо молчать. Чтобы не томиться зря, Олег сбегал к ручью, набрал воды. Когда незнакомец закончил есть — было видно, что проголодался здорово, — Олег полил ему на руки.
Мрак выждал, когда странник вытер пальцы о дерюжную куртку, спросил негромко:
— Кто ты, подорожный? Куда путь держишь?.. От дела лытаешь или доли шукаешь?
В синих глазах незнакомца плясали веселые искорки. Небо уже темнело, серебряные волосы странно и красиво подсвечивало снизу багровыми углями.
— Меня называют разными именами, — ответил он мощным голосом, где звучал металл, а чуткое ухо Таргитая услышало далекий лязг оружия и ржание коней. — В каждом племени по-разному. Но я всего лишь странник, бредущий по свету. А иду я… сам не знаю куда. И откуда. Вы можете звать меня просто Путником. Я просто бреду по свету, смотрю на мир, слагаю песни…
Мрак метнул на него огненный взгляд:
— Песни?.. Если можешь, спой нам. Мы так долго не слышали других голосов, кроме собственных! А нам они опротивели.
Путник усмехнулся:
— Но у степняков тоже были голоса?
Мрак отмахнулся:
— Только хрипы, только хрипы…
Путник сделал пару богатырских глотков из фляги, бросил ее волхву, тот снова помчался к роднику. Из заплечного мешка тем временем появилась широкая доска с туго натянутыми жилами, похожими на тетивы, но одна тоньше другой. Пальцы Путника опустились, тронули, жилы в ответ странно загудели: одна — комариным писком, другая — как шмель, третья — будто нагруженная медом пчела…
Примчался Олег, держа наполненную флягу. Его уши вытянулись на четверть, даже Мрак задержал дыхание, вслушиваясь в неслыханные дотоле звуки. Путник подкрутил крохотные колышки, наматывая жилы потуже, потрогал, прислушался, вскинул лицо к темному небу, где зажигались звезды, ударил по жилам всей пятерней… и запел.
Мрак встрепенулся. Его глаза засветились в сумерках, странно меняя цвет от кроваво-красного к светло-серому. Он потянулся к Путнику, не сходя с места. Таргитай подумал ревниво, что оборотня можно сейчас ограбить, постричь, раздеть догола… Он сейчас в мире, сотворенном песней Путника, а здесь… так, просто пустые ножны.
Под оранжевым солнцем, что вспыхнуло в ночи, вдруг заблистали призрачные города, высокие башни, дворцы. Сердце щемяще заныло от сладкой тоски. В песне Путника все громче слышались хриплые крики, звон мечей и сабель, дикое ржанье обезумевших от крови коней, женские вопли и треск горящих домов. Сердце застучало чаще, заспешило, спотыкаясь, душа застонала от жажды войти в мир справедливых войн, приключений, горынычей, великанов, небесных волхвов, берегинь, крылатых дев…
Путник лишь коротко взглянул на их зачарованные лица, тут же начал перебирать струны в другом ритме, наполняя воздух чародейскими звуками. Таргитай ясно увидел возникший в воздухе лик прекрасного юноши, который страдал, любил, носил цветы и дары, но она, любимая, все отвергала… В отчаянии ушел в дальние страны, с мечом в руке завоевывал царства, возвел на престол законного царя, изгнал захватчиков, сразил дракона и создал могучую державу… Принцесса сама послала за ним, но великий воин, в прошлом — слабый мечтательный юноша, уже многому знал цену. Он задумался: принять ли?
В воздухе еще долго звенели чарующие звуки струн. Все молчали, не в силах вернуться из сказочного мира героев в их серый и мрачный. Перед остановившимися глазами Таргитая проносились призрачные всадники, медленно растворялись в черном небе, слышался затихающий лязг оружия. Дольше всех висело в воздухе сказочно прекрасное лицо заморской принцессы с удивленно вскинутыми бровями, жемчужинами слез в огромных, как озера, лиловых глазах…
Мрак медленно шевельнулся, словно оживающая скала. Голос его донесся из глубины горы — хриплый, далекий:
— Путник!.. Никогда раньше… Никогда ничего лучше… Ты вывернул душу! Ты снял с нее шелуху. Я раньше только чувствовал, а теперь знаю, зачем живу. Ты все очень точно облек в твердые, как железо, слова, а заточил их до немыслимой остроты на этой… этой штуке.
Путник широко улыбался, но проворные пальцы, непривычно гибкие для такого огромного человека, уже укладывали доску с натянутыми жилами в мешок. Он встал на ноги, поклонился.
Мрак вскочил, словно его ужалила змея:
— Что случилось?.. Тебя обидели?.. Сейчас ночь, спи у нашего костра. Мы посторожим твой сон.
Путник медленно покачал головой. В ночи его серебряные волосы казались густой россыпью звезд, а синие глаза стали совсем черными, как лесные озера. Темное лицо, выдубленное палящим солнцем и ветром, казалось печальным.
— Надо идти… Не знаю, сколько мне отмерено, а в старости работать надо больше, чем в молодости. Я так и хочу умереть — в дороге! Это женских могил нет в поле, но мы ведь мужчины… У нас на сапогах пусть всегда будет горькая пыль странствий.