Снизу обзор немного получше — я хорошо вижу днище своего «болида» и все, что находится перед ним.
Жду. Выбираю момент для решающего маневра…
Впереди появляется летящее навстречу днище второго гидроцикла. Необходимо пропустить его и только потом приступать к осуществлению замысла.
«Болиды», как всегда, расходятся правыми бортами. Скорости на встречных курсах приличные, и спустя секунду встречный борт проносится мимо меня.
Вот теперь в самый раз! Прикинув, где находится противник, приступаю.
Изогнув тело, резко меняю траекторию движения: иду вверх и вправо.
Повинуясь законам физики, мое тело выскакивает из воды и несколько метров пролетает над поверхностью. Расчет прост: я надеюсь на то, что соперник потеряет меня из виду и не успеет свалить в сторону.
Так и получается.
Вхожу в воду, намеренно выставив перед собой нож. Делаю это потому, что в первое мгновение ничего не увижу.
Действительно, перед глазами мельтешат мириады воздушных пузырьков.
Чувствую, как плечо на что-то натолкнулось.
Фал! По груди скользит прочный оранжевый фал моего противника. Значит, он впереди и мы вот-вот столкнемся лбами.
Он заметил меня немного раньше.
Заметил и допустил ошибку. То ли не желал применять приемы другой тактики, то ли не знал их, то ли просто трусил.
Он, как всегда, рванул в сторону, надеясь уйти на всю длину фала и избежать прямого контакта. Я же лихорадочно искал способ извлечь из ситуации максимум пользы.
Соперник стремительно приближается. Натягиваясь струной, фал скользит под моей правой рукой, обжигая сквозь костюм кожу.
Боли почти не чувствую — не до нее.
Надо что-то делать. Нагрузка растет, и скоро моя левая рука не удержит перекладину.
Выход нахожу спонтанно. Это не следствие мыслительного процесса, а инстинкт самосохранения.
Повернув правую ладонь, прислоняю лезвие ножа к фалу под острым углом…
Через мгновение фал лопается.
— Победу в последнем заплыве одержал пловец черной команды, — услышал я голос ведущего, всплыв на поверхность.
Левая ладонь по-прежнему сжимала деревянную перекладину; буксировщик сбросил обороты и тащил меня к борту «Кайзера». Второй «болид» уже покачивался у трапа. А побежденный пловец в светло-сером костюме неспешно плыл кролем с середины трехсотметровой дистанции. Он выжил, но раунд проиграл.
— На этом одну четвертую финала регаты «Баттерфляй» объявляю оконченной, — устало изрек ведущий. И добавил: — Время полуфинала будет объявлено дополнительно…
* * *
Сняв с себя поврежденный фалом костюм, залпом опустошаю бутылочку пива и, расслабив мышцы, жду объявления о времени проведения полуфинала. Затем в составе представителей команды возвращаюсь на борт «Арика».
Далее все происходит по отработанному плану: каюта, душ, сухая чистая одежда, обед в салоне.
Аристарх доволен моей победой. Сидя напротив, он сияет голливудской улыбкой, сыплет комплиментами.
— Что, большой получился выигрыш? — не удержался я от сарказма.
— Приличный. Но не забывай, Женя, о главном: я жду от тебя большего.
— Ты когда-нибудь слышал такое имя — Альфред Вандербильт?
— Нет, — качнул головой Аристарх, наполняя свой бокал коньяком. — Что это за голландское чучело?
— Во-первых, не чучело. Во-вторых, не голландское. Альфред — представитель богатейшей династии Вандербильтов. Родился в девятнадцатом веке, жил в Британии, владел несколькими железнодорожными компаниями и был сказочно богат.
— А-а, коллега! — заулыбался довольный вор в законе, подавая мне запотевшую бутылочку пива. — Люблю истории про миллионеров. Давай, рассказывай.
— Ты будешь разочарован, ибо не похож на него, — язвительно улыбнулся я в ответ. — Он был хорошим спортсменом, настоящим джентльменом и просто человеком с большой буквы.
— И это все его достоинства? Маловато…
— Не все. Слушай дальше. В девятьсот пятнадцатом году он плыл на «Лузитании» через Атлантику, когда огромный лайнер торпедировала немецкая подводная лодка…
Услышав о торпедной атаке, Аристарх Петрович насторожился.
Я продолжал:
— Судно стало быстро тонуть. Вандербильт с камердинером бросились помогать другим пассажирам забираться в спасательные шлюпки. А когда в шлюпках больше не осталось мест, Альфред отдал свой спасательный жилет женщине с маленьким ребенком и сам застегнул его ремень. Это был удивительный поступок удивительного Человека, поскольку плавать он не умел. Жилет оставался для него единственным шансом выжить, но, по рассказам уцелевших свидетелей, он не раздумывал ни одной секунды.
Вздохнув, Аристарх спросил:
— И зачем ты про него рассказал?
— Видишь ли… когда у человека есть большое сердце и добрая душа, то его имя вписывается в историю золотыми буквами. И никто и никогда не упрекнет его нажитым богатством, ведь в рассказанной мной истории наличие огромного состояния лишь подчеркивает бескорыстие и самоотверженность Альфреда. Он имел все, но когда потребовалось — отдал это «все» вместе с жизнью. А вы?
— Что «мы»? — не понял Аристарх.
— Вы собираетесь здесь, устраиваете гладиаторские бои, любуетесь смертью молодых здоровых парней, да еще делаете на этом неплохие деньги.
— Ну, положим, кто-то проигрывает. Ладно, будет об этом, — опрокинул он в рот остатки коньяка. — Иди, отдохни перед полуфиналом. Он начнется в шесть, а в пять я тебя разбужу и скажу пару слов о предстоящем раунде…
* * *
Во время предыдущего заплыва мне показалось, будто я накрутил за «болидом» кругов пятнадцать и провел в воде максимально отпущенное для раунда время — десять минут.
На самом деле все закончилось гораздо быстрее, так что устать я попросту не успел. Посему и спать не хотелось. Постояв под душем, я повалялся на кровати, поглазел на экран телевизионной панели, полистал журнал, завалявшийся на прикроватной тумбочке. А спустя пару часов вернулся в кают-компанию. Вскоре предстоял полуфинал «Регаты», и мне не терпелось расспросить о нем Аристарха.
Тот, как всегда, сидел на излюбленном месте. На столе перед ним стояли тарелочки с разнообразными кулинарными изысками и, конечно же, початая бутылка коньяка. За соседним столиком грустили начальник охраны с финансистом. Эти баловались чайком со сладостями.
— Не бережешь ты свою печень, — произнес я вместо приветствия, усаживаясь напротив босса. — Или надеешься на всесильную японскую медицину?
— Умеешь ты добавить настроения, — проворчал он. — Не спится?
— Нет.
— Выпить хочешь?