Похоже, назревала небольшая психическая атака. Короткое затишье перед боем – самое время Глебу поворошить извилинами. Если двигаться дальше на катере, можно попасть в западню. И смысл – упереться в барк? Мэрлок истошно вопил на своих людей, Глеб – на своих. Хорошо хоть действия одного спецназа в корне не противоречили действиям другого. Становой помогал Семену, у которого забинтованная голова смотрелась очень живописно, они перебирались на катер, оттуда – на правый берег, карабкались на насыпь, с насыпи – на голый пустырь (сущая редкость в джунглях), исполосованный рытвинами и буграми. С одной стороны непролазные джунгли, с другой – протока, а место, по которому расползались бойцы, было единственными «Фермопилами», через которые поредевшая банда могла прорваться к Анокомбе. «Почему они так рвутся к реке? – временами появлялась в голове Глеба мысль. – Ожидают подкрепления со стороны Анокомбе?» Антонович первым десантировался с катера и уже полз между шишками на ровном месте, таща за собой винтовку.
Пыхтел Становой, подстреленный Семен пошучивал из последних сил, что голоса в звенящей голове решительно не рекомендуют в это время суток вести активный образ жизни. Неприятное это время – между днем и вечером, когда гаснут краски, когда хреново на душе… Вся мощь лобового удара доставалась российскому спецназу.
Удастся ли хитрость, предпринятая американцами, неизвестно. Мэрлок спешно уводил своих людей, «морские котики», натасканные на долгое пребывание под водой, ныряли в протоку, плыли к барку с наказом не выныривать, собираясь обойти противника с тыла после того, как он уберется в атаку, и добить его кинжальным огнем сзади. «Котики» по одному переваливались через борт, пропадали в мутных водах, этого маневра противник уже не видел: все бандиты окопались на пустыре.
Винтовки «М-16» бросали на катере, в тех краях, куда они собрались, имелось множество бесхозного оружия. Карденос, раненный в плечо, не мог составить товарищам компанию, но оставаться в стороне не пожелал. Он полз под насыпью, хоронясь в тростниковой поросли, и каждая отвоеванная им пядь сопровождалась затейливой испанской бранью…
Спецназовцы расползались, выискивали надежные укрытия. Семен, имеющий, как пострадавший, определенные преференции, тут же принялся жаловаться: дескать, он все понимает – война, ранение, отсутствие медсанбата с сексуальным персоналом, гнус, тоска, отсутствие виски, пива, но рогатый жук огромного размера, цапнувший его за мягкое место, – это уже чересчур…
Наступление противника по широкому фронту началось не сразу, и это правильно, требовались подготовительные мероприятия. Но неожиданно повалили пестрой толпой, вереща и улюлюкая, и спецназовцы опешили.
– Мама дорогая! – восхищенно пробормотал Антонович. – Да они же обдолбанные в срам! Какие лица счастливые, вот бы мне такое…
– Ага, – согласился Платов, прекращая стонать и припадая к прицелу. – В состоянии алкогольного и наркотического опьянения. А чего вы удивляетесь, товарищи офицеры? Времена меняются. Богатыри перед атакой пили сидр, красноармейцы – «наркомовские граммы», фрицы – шнапс, а молодежь страны папуасов: укольчик «герыча» – и все вокруг фиолетовое и розовое…
– Не стрелять, – предупредил Глеб. – Пусть подойдут поближе.
– А поближе – это как? – озадачился Становой. – По мне так они уже близко.
– А думаешь, командир не скажет, когда будет совсем близко? – удивился Семен.
Физиономии идущих на прорыв бандитов были скорее перекошенные, чем счастливые.
Впрочем, толпой они валили недолго. Соображали, что после смерти уколов уже не будет. Стали рассыпаться, залегать, ползли, оттопыривая задницы. Около трех десятков – пестрые, словно с карнавала, молодые, злые, решительные. Примерно половина – черные, как ночь, негрито, остальные посветлее – чистокровные папуасы. Шли без колебаний, устремленно рвались вперед. Мелкие группы перебегали, остальные прикрывали их огнем. Стреляли грамотно – короткими отсечками, без понтов и выпендрежа.
Перекатывались, припадали к прицелам, а товарищи в это время спешили дальше.
Какие-то азы военной науки этой шпане преподавали. Они одолели половину голого пространства, когда до задурманенных мозгов стало доходить, что им никто не оказывает сопротивления. Стали приподниматься черные, как уголь, головешки, озадаченно вертеться. «А ведь могут и не видеть нас, – догадался Глеб. – Чувствуют, что мы под боком, а вот не видят. Серые пятна на серой “гладильной доске”, да еще и после соответствующей дозы…»
– Сейчас повалят, – прошептал Антонович с правого фланга. – Как пить дать повалят.
– Оракул ты наш… – ахнул Семен, когда пестрая толпа поднялась в полный рост, собираясь в один присест проскочить голый участок и прорваться к реке.
Они бежали в полный рост, паля на бегу, галдя, как сороки. Молодые звери, не знающие пощады к врагам, преданные душой и телом своей папуасской коза ностре.
Глаза блестели, источая наркотическую дурь, орали разверзшиеся рты. Оставалось сорок метров до разношерстной массы «смертников», тридцать… вырвался вперед бесшабашно вопящий мулат в распахнутой гавайской рубахе.
– Ну, в натуре банда Мишки Квакина… – с невольным восхищением пробормотал Семен.
– Тоже, поди, колхозные сады трясут.
«Больше не будут», – подумал Глеб.
– Не пора, командир? – у Станового срывался голос. Он был бледен, не отрывался от прицела, от волнения, а может, от жары высунул язык.
– Штаны еще сухие? – буркнул Глеб.
– Кажется, сухие…
– Значит, рано…
– Эй-эй, нас сметут сейчас… – заволновался Семен.
– Ну, ладно, ладно, огонь! – дал команду Глеб. – Гаси упырюг!!!
Бандиты ускорялись, неслись, закатив глаза. Свинцовый ливень, который обрушился на них, просто смел бегущих впереди. Папуасы валились охапками, визжали, катались по земле. У кого-то из замыкающих съехала крыша, визжа, как базарная баба, он вскинул автомат, полоснул, повалив пару своих. Бойцы стреляли, не отрывая пальцев от спусковых крючков. Меняли обоймы, снова стреляли. На пустыре творился сущий ад. Кровь текла рекой, метались угодившие в переплет бандиты. О наступлении речи уже не было. Те, кого не покосило, бросали автоматы, пятились, падали на землю, расползались в разные стороны. «Странно, что они не прикрылись девушками, – мелькнула у Семена мысль. – Тогда вполне могли прорваться… А где же, черт возьми, наши девушки?!» Мысль, самая насущная на текущий момент, в горячке боя не задержалась.
Он вставил последний магазин, вывалил за три секунды его содержимое, хлопнул себя по подсумку и аж похолодел. Почему все хорошее так быстро кончается?
– Пипец, командир, патроны кончились! – торжественно объявил Семен, сдувая пот со лба.
– И у меня! – обнаружил Становой, растерянно надавливая на спусковой крючок и хлопая себя по боку.
– И у меня сейчас кончатся! – воскликнул Антонович, выплевывая последние патроны.