— А, Саша, заходи, заходи, — повернулся к нему Шаров. — Вот видишь, поминки у меня сегодня, — он показал рукой на стол.
— Дядя Вить, кого поминаешь-то?
— Жену. Тридцать пять лет назад получил я бумажку по почте — уведомление о смерти моей Любы, которая отбывала срок в Сиблаге…
— Как — жены?! Ведь вы же служили в НКВД. А жена что, сидела в лагере? — изумился Саша.
— А что ж тут такого? У Молотова и Калинина жены сидели — и ничего. А я кто был в системе — так, винти-чек, — горько усмехнулся майор. — Сначала я с ума чуть не сошел, спасибо — война помешала. Да и кому мстить? Стране? Родине? Большевикам?.. И потом у меня натура такая: если служишь чему-то, так служи до конца. И голова не болит, и душа не ноет. Тут уж не до интеллигентских пассажей типа — я не знал и прозрел, или — что мне сейчас выгодно, то и буду делать.
Шаров взял бутылку «Московской», налил в два стаканчика, один протянул Саше.
— Помянем рабу божью Любовь, — и, увидев замешательство Александра, добавил: — Знаю, что не пьешь, но помянуть — святое дело. До дна.
Водка слегка обожгла небо, и, подавив усилием воли отвращение, Саша дотянул сто грамм до конца, быстро запихав в рот кусок хлеба с луком, зажевал.
Насмешливо глядя на юношу, Виктор Семенович не спеша доел ломтик плавленого сырка и закурил:
— Ведь ты же в разведку хотел идти учиться? Там пить надо уметь, в разведке-то. Да и вообще у нас на Руси особенно ценят людей, кто умеет пить много и не пьянеть.
— Да какая разведка! — Саша махнул рукой обреченно и безнадежно. — Спасибо, отец просветил, а то бы, как слепой котенок ткнулся носом в закрытую дверь и назад.
— А в чем дело? — слегка удивился майор.
— Антинародное происхождение, — ответил юноша и потянулся за вторым куском хлеба, с удивлением фиксируя про себя в сознании, что очень хочет есть после дозы алкоголя.
— Как — антинародное? — не отставал Шаров.
— Ну, в общем, из дворян я родом. Это я, конечно, знал и до разговора с отцом, но дело не только в этом.
— А в чем же?
— Да в том, что есть наверняка родственники за границей, и не все они поддерживали или поддерживают хорошие отношения с Советской Россией.
— Так-так, — задумался Шаров, — тогда конечно. Твой отец прав. Тут еще такой вопрос есть. Ведь в КГБ или ГРУ не идут, туда приглашают, понимаешь? Ну а если родня за границей, то это, конечно, дохлое дело. Ну и что же ты решил?
— Пойду поступать в военное училище, воздушно-десантное.
— Тоже не мягкий хлеб, Саня, я тебе скажу. И когда там экзамены?
— В июле.
— Так это ж совсем скоро. Ты ешь, Саня, ешь, не стесняйся. А я вмажу еще стопарик.
Шаров выпил. Несколько минут сидели молча, каждый думая про свое.
— Да, нелегкую ты себе дорогу выбрал, Саша, нелегкую. Так погоди-ка.
Виктор Семенович встал и начал рыться в ящиках буфета, выгребая и складывая содержимое, что-то перебирая.
— Вот, нашел. Держи на память.
Он протянул Саше медальон на серебряной цепочке.
— Это первая русская монета-копейка. Видишь — Георгий Победоносец на коне с копьем? Отсюда название — «копейка». Я ведь неверующий и креста не носил, а с этим медальоном войну прошел, да и потом до ранения тоже. Так что носи, может, и тебя этот медальон хранить будет, да и меня когда вспомнишь.
— Спасибо, Виктор Семенович.
— Да чего там. Военному человеку — военный медальон нужен. Уезжать будешь — зайди, кто знает, увидимся ли…
Когда Саша уходил, на улице уже стемнело. Резкий свет из двери в темноту осветил его лицо. Шаров зажмурился и встряхнул головой. Пробормотал тихо: «Вот допился».
— А что такое? — спросил Саша удивленно.
— Да понимаешь, показалось несусветное.
— Что показалось?
— Да так, ерунда. Ну, помнишь, я тебе рассказывал про «Скорпиона», с которым у меня «ничья» на войне вышла?
— Помню, конечно.
— Так вот, когда свет из двери так очертил твой профиль…
— И что?
— Показалось, ты на него похож чем-то. Я ведь его до гробовой доски не забуду. Да, дела… Ну ты иди, Сань, иди.
Ударил первым я тогда.
Так было надо.
В. Высоцкий
Новости по Нижинке расходились стремительно. Сегодня передали по цепочке, от одного к другому: всем нижинским парням прийти в Дом культуры на танцы — будет драка с ключевскими. И не прийти нельзя. Если ты не умер и здоров, ты должен драться за своих, и никакие твои трудности никем не принимаются. Таков был закон Нижинки.
«Сегодня точно что-то будет, — подумал Саня, глядя на толпы молодежи, что стекались к огромному серому зданию ДК. — Никогда столько не приходило сюда за последние полгода». Он подошел к небольшой группе отдельно стоящих нижинских парней и поочередно обменялся со всеми рукопожатиями, новостями и предположениями.
— Ну что, когда?..
— Да кто его знает…
— Может, после танцев?..
— Что-то наших маловато…
— Ничего, еще не вечер!..
Решили держаться кучкой, никуда не расходиться по одному, а то отхватят ключевские, и некому будет прийти на помощь.
Танцы начались. Из открытых окон ДК неслась популярная в то время песня:
Прощай.
Со всех вокзалов поезда
Уходят в дальние края…
Девчонки, дружившие с нижинскими ребятами, безнадежно скучали у «своей» стены в углу танцплощадки, поглядывали на вход. Но ребята не шли. Девчонки уже знали, что сегодня будет драка между их парнями и ключевскими. А толпа молодежи в центре зала лихо отплясывала быстрый танец.
Прощай!
Ничего не обещай,
Ничего не говори,
А чтоб понять мою печаль,
В ночное небо посмотри…
— неслось от фонящих микрофонов самодеятельного ВИА со сцены. Нижинские парни, посовещавшись накоротке, все-таки решили идти на танцплощадку, но так и держаться вместе. Влившись в толпу своих девчонок, они вместе с ними начали танцевать. Обстановка разрядилась. Раздались шутки, смех. Девчонки оживились, повеселели.
Сане Орлову танцевать не хотелось, да и своей девчонки у него не было, поэтому он стал подпирать стену, глядя на веселую толпу танцующих.
Ее он заметил не сразу. Она танцевала в толпе своих подруг и парней с Ключа. Орлов не знал даже, как ее зовут, хотя она училась в параллельном, 10 «Б». На школьном выпускном бале, выпив шампанского пополам с водкой, он так и не решился подойти к ней и хотя бы познакомиться. Орлов и под пыткой не смог бы объяснить, что именно его привлекло. И в то же время — необыкновенная: роскошные каштановые волосы, улыбка с ямочками на щеках, блеск красивых карих глаз. И фигура, что надо, — все при ней.