Через несколько дней «Василевский» получил приказ возвращаться на базу. Я же пересел на транспортное судно «Вилюй» и через Дарданеллы и Босфор вернулся в Севастополь…

– А ты? – спросил я у Козлова. – Почему ты не на «Василевском»? Морской вертолетчик, как говорил командир твоего экипажа, – это штучный товар.

– По большому счету он, конечно, прав. Но мне все эти взлеты-посадки порядком надоели. И когда бросили клич: «Кто хочет в Афганистан?», я тут же написал рапорт.

«Наш человек, – невольно расплылся я в улыбке, – флотский. Только они произносят “рапорт” и “компас”».

– И как ты тут, прижился? – поинтересовался я. – А то ведь флотских не все любят.

– Да любят его, любят, – вмешался Кармазин. – И прибыл он сюда вовремя. Очень вовремя! – с каким-то всхлипом воскликнул командир. – А то ведь я остался без штурмана.

Не знаю, почему, но и этот всхлип, и внезапно повисшая тягостная тишина заставили меня напрячься. Чтобы Кармазин чуть ли не рыдал – для этого нужна серьезная причина.

– Что значит, без штурмана? – предчувствуя недоброе, уточнил я. – Он что, вернулся в Союз?

– Еще не вернулся, – скрипнул зубами Кармазин. – Но скоро его отправят.

– Он ранен? – с надеждой спросил я.

– Умер в госпитале. Теперь он – «груз 200».

– Но ведь это не…

– Да, это он. Это Пашка… – не стал скрывать слез Кармазин. – И так нелепо все случилось. Нужно было перегнать вертолет с одного места площадки на другое. Меня в части не оказалось, и за штурвал сел старлей Макеев: дело-то пустячное, а управлять машиной он умел. Пролететь надо было каких-то двести метров. Взлетел он нормально, а сел… на противотанковую мину. Как «духи» ухитрились добраться до нашего аэродрома, не знаю, но вертолет разнесло в клочья. Пашка остался жив – без ног и без одной руки, но жив. Какое-то время он боролся, но потом, видно, не осталось сил. Такие вот пироги, – Кармазин полез было за платком, но тут же махнул рукой и вытер слезы рукавом комбинезона.

– Слушай, а когда его будут отправлять? – спросил я.

– Пока не знаю.

– Ты узнай. Надо будет сходить попрощаться.

– А можно, и я с вами? – подал голос Козлов. – Раз уж я на его месте, то как бы…

– Я думаю, можно, – как старший по званию решил я.

– Лады, – согласно кивнул командир. – Идем на посадку! – тут же добавил он. – Бортмеханик, отстрелять ловушки!

Глава десятая

Итак, Шемаль согласился на встречу на нейтральной территории. Этой территорией стал кишлак в шести километрах от Кабула. Шемаль прибыл со своей охраной, мы – со своей. По договоренности, в каждой группе было по пять человек. Все, кроме Шемаля, переводчика и меня, остались во дворе. Так что разговор получился доверительный.

Шемаль – Шемалем, но меня интересовало, что с Идрисом и Азизом. Где они?

– Оба в банде Алим-хана, – шепнул переводчик. – Идет крупная игра. Идрис приехал к ним из Пакистана и настаивает на чрезвычайных полномочиях.

– Так это был он! – воскликнул я. – Идрис ехал через Сорх-Диваль?

– Откуда ты знаешь? – оторопел офицер ХАДа. – Это величайшая тайна.

– Я там был. Я его видел! Понимаешь, видел! – тряс я руку хадовца.

– Ну, и как он?

– Еле узнал. Если бы не наблюдал, как он маялся с бородой, ни за что бы не признал.

– Это хорошо. Всё, молчим, – поднес он к губам палец. – Идет Шемаль.

Распахнулась дверь – и в комнату вошел подвижный, гибкий человек, не менее чем семидесятилетнего возраста. Рука тонкая, мягкая. Рукопожатие короткое, сдержанное. Живые, быстрые глаза орехового цвета никак не сочетались с седой окладистой бородой. На нем был национальный пуштунский костюм, причем с белой рубахой.

«Хороший признак, – отметил я про себя, – белую рубаху надевают в дни больших праздников или для встреч с друзьями, причем в своем доме. Молодец! – поздравил я сам себя. – Не зря последовал совету Лаека и начитался книжек про пуштунские обычаи: теперь кое-что понимаешь и без слов». Надев белую рубаху, Шемаль дал понять, что хоть территория, где мы встретились, и нейтральная, но эта земля – его дом, а раз так, то за благополучный исход встречи отвечает он. Значит, за камнями и в ближайших ущельях – его соратники. Правда, он не знает, где наши люди, но и лучше, чтобы Шемаль чувствовал себя хозяином – тогда будет откровеннее.

Минут десять мы интересовались здоровьем друг друга, успехами детей, сетовали на сушь, на высокие цены в духанах. Я рассказал историю про едва не купленного мною верблюда. Шемаль долго смеялся и обстоятельно советовал, чем можно заменить несостоявшийся подарок.

Голос у него был мягкий, негромкий, манеры сдержанные – ни одного лишнего жеста. Чай пил так изящно, будто этой церемонии его обучали в Токио. Но глаза! Глаза постоянно меня прощупывали, как рентгеновский аппарат, норовя просветить насквозь: что, мол, за птица?

– Вы – второй русский, с которым я разговариваю, – заметил Шемаль. – Тот, первый, к сожалению, исчез.

– Как это – исчез?

– Пропал, – развел руками Шемаль. – Я поднял все племя, мои люди прочесали ближние и дальние окрестности, но его следов так и не нашли. Его звали Александром, – вздохнул Шемаль.

– Звали или зовут? – внезапно зазвеневшим голосом уточнил я.

– Надеюсь, он жив и его благородные родители обняли любимого сына на пороге своего дома. А если он погиб, и я узнаю, от чьих рук, то вырежу весь шакалий род убийцы. До седьмого колена вырежу! – сузив глаза, выкрикнул Шемаль и ударил себя по колену.

– Так кто же он, этот Александр? Может быть, я его видел и могу подсказать, где его искать? – предложил я свою помощь.

– Он – воин. Русский солдат, распахнувший ворота тюрьмы и выпустивший меня на волю из камеры смертников. Русский спас мне жизнь.

На языке так и вертелся вопрос: «Как же вы могли потом воевать против русских? И не ваши ли снайперы его убили?». Но я решил не спешить: потихоньку выйдем и на эту тему.

– Поэтому я не просто друг, а близкий друг вашей страны, – неожиданно заявил Шемаль.

Видимо, что-то полыхнуло в моих глазах, или Шемаль почувствовал вертевшийся у меня на языке вопрос – он опустил голову и, виновато вздохнув, добавил:

– К сожалению, эта дружба не всегда выдерживала посланные Аллахом испытания. Поверьте, я не оправдываюсь. У меня и моего племени есть кровный враг, его зовут Башир. Он вор и бандит: убил много моих соплеменников. Мы будем мстить, пока не бросим его поганый труп собакам. Но до Башира можно добраться, лишь уничтожив его банду, а банду поддерживают люди из Пакистана. Поэтому мне приходится хитрить.

Шемаль отхлебнул чаю, погладил бороду и как-то беспомощно улыбнулся: