Всю историю моего знакомства с майором Солуяновым Джумахану я рассказывать не стал, но стихи прочитал. И вдруг Джумахан наклонился к моему уху и заговорщически шепнул:
– Только ему ни слова. Ладно? Ты не представляешь, как я ему завидую.
– Кому?
– Александру.
– Почему?
– Стихов мне никто не посвящал, вот почему. Чтобы солдаты написали стихи о командире, это надо заслужить. И не только победами. Тут нужно кое-что еще. Нет, такого командира, как Солуянов, из меня не получится.
– Ну, это ты зря. Я же знаю, был случай, когда солдат принял на себя предназначенную тебе автоматную очередь.
Джумахан сразу помрачнел. Встал. Плеснул чаю. Мучительно откашлялся и каким-то надтреснутым голосом сказал:
– Я вот все думаю: виноват ли я, что мы угодили в ту засаду? В принципе, конечно, виноват: командир должен все предусмотреть. Но перехитрил меня главарь банды, начисто перехитрил, – развел руками Джумахан. – Мы попали в тщательно подготовленную засаду. Вначале все шло нормально. Нас пятьдесят человек, душманов – примерно столько же, но открытого боя они не принимали, а уходили все выше в горы. Мы сидели, что называется, на хвосте, но вцепиться в загривок не могли. Наконец мы загнали их к ледникам. Впереди – маленький кишлак, речка, а дальше узкое ущелье, упирающееся в ледник. Лучше нарисую, – схватил он листок бумаги, – а то эту диспозицию не понять.
Когда я во всем разобрался и не хуже его мог рассказать, кто, где и как залег,
Джумахан продолжил рассказ:
– Так вот, за спиной душманов был ледник. По льду им не уйти, поэтому я решил занять кишлак, захватить мост и таким образом отрезать банде все пути отхода. Тем более что жители кишлака настроены дружелюбно, над одним из домов даже развевался государственный флаг. Откуда я мог знать, что это дом главаря банды, что кишлак полностью душманский, что весь этот камуфляж с флагом они придумали специально для того, чтобы заманить нас в засаду?! – досадливо вонзил он крепко сжатый кулак в подставленную ладонь. – Мы вошли в кишлак, спросили, где банда, нам ответили, что все ушли в сторону ледника, а три старика охотно согласились показать тропу, по которой отступили душманы.
Когда перешли мост, я отправил вперед головной дозор. Не прошли и ста метров, как по ним ударили пулеметы. Старики сразу же сбежали, а мои ребята залегли на совершенно открытом месте. Через несколько минут с головным дозором было покончено, а мы отстреливались из-за камней. Но душманы вели прицельный огонь из пещер, со скал, даже из кишлака, и только тогда я понял, что мы попали в тщательно подготовленную засаду.
В принципе, наша судьба была предопределена. Душманы даже перестали стрелять и предлагали сдаться. Я вступил в переговоры, а радисту велел связаться с русскими десантниками, а заодно и с вертолетчиками – выручить нас могли только они.
Часа через три показались первые «вертушки». Душманы, видимо, поняли, что им надо уходить. Но на их пути находились остатки моей группы. Когда бандиты поднялись в атаку, стало ясно, что они решили нас просто смять, стереть с лица Земли. Завязалась рукопашная.
Вскоре у меня закончились патроны и осталась последняя граната. Тогда я решил прыгнуть в гущу схватки и подорваться вместе с бандитами. Я бросился вперед, но передо мной вырос душман. В самый последний момент, когда он уже нажал на спуск и пули вырвались из ствола, на их пути оказался мой боец, рядовой Ханиф. Автомат Ханифа был разбит, стрелять он не мог, поэтому просто выскочил из-за моей спины и встал на пути очереди.
Ну а я… Я успел заметить, что над нами зависли вертолеты и оттуда посыпались шурави в голубых беретах. Это прибыло наше спасение! И вот ведь как бывает в жизни, – благодарно глядя на фотографию Солуянова, закончил Джумахан. – После той встречи в Москве мы с Александром не виделись и даже не переписывались. Но я раздобыл его портрет и каждый день начинаю со слов: «Ташакор [36] , барадар [37] Александр!» Ведь спасли нас тогда десантники из его батальона.
– Эх! – повторил я удар Джумахана по собственной ладони. – Жаль, нет водки! У нас в таких случаях принято выпить за здоровье общего друга.
– Водки, конечно, нет, потому что мне, как ты понимаешь, пить не разрешает Аллах, – лукаво улыбаясь, полез в тумбочку Джумахан. – Но спиртное найдется: аптечка-то, вот она! – победно вскинул он видавшую виды коробку.
– Ура! Медицинский спирт – это выпивка на все времена!
– Разбавлять будем? – разливая спирт по кружкам, деловито поинтересовался Джумахан и добавил: – Ничего, Аллах не только всевидящ и всезнающ, он еще и добр. Поэтому, когда никто из единоверцев не видит, выпить за чье-нибудь здоровье Аллах разрешает.
Мы вскинули эмалированные кружки, чокнулись, воскликнули: «Пусть все друзья будут живы!» и по-гусарски, локоть на отлете, жахнули по сто граммов. И тут Джумахан не то, чтобы поставил меня в тупик, он меня нокаутировал! Вопрос, который он задал, был из тех, на которые наши отцы и деды не просто не знали ответа, они боялись о них даже думать:
– Как ты знаешь, я не только учу, но и учусь, – начал издалека Джумахан. – На следующей неделе у меня зачет по истории военного искусства. Ну, всякие там Ганнибалы, Цезари и Александры Македонские – это понятно. А вот что мне не понятно, так это за что расстреляли Примакова?
– Примакова? – не понял я. – Какого Примакова?
– Того, которого афганцы знали как советника Рагиб-бея. Это он в конце 1920-х был военным атташе Союза в Кабуле, это его называли «Красным Лоуренсом» и это его в 1937-м расстреляли.
– Ах, вот ты о ком, – вспомнил я. – Насколько мне известно, он и еще несколько военачальников проходили по делу Тухачевского. Их судили как участников антисоветского военно-фашистского заговора. Никакого заговора, конечно, не было, поэтому Виталия Примакова и всех остальных давным-давно реабилитировали.
– А его книги в продаже появились? – задал Джумахан еще один коварный вопрос.
– Разве у него были книги?.. А если и были, – спохватился я, – то после суда их изъяли из библиотек и, само собой, сожгли.
– Сожгли, да не все! – воскликнул Джумахан и торжественно положил на стол потрепанный, но довольно объемистый томик. – Эта книга называется «Афганистан в огне», она была издана в 1930 году в Ленинграде. Обнаружил я ее совершенно случайно в одной из кабульских библиотек: искал что-нибудь по военной истории и наткнулся. Думаю, ее хотели перевести на пушту, но потом, когда у нас начались перевороты и революции, стало не до книг. Но я нашел одного человека, который хорошо знает русский, и он мне кое-что перевел. Занимательнейшее, скажу тебе, чтение! Молодец был Примаков, он ведь и повоевать у нас успел, и память о себе оставил светлую.
Надо ли говорить, что я, конечно же, стал умолять Джумахана дать хотя бы на денек книгу Примакова.