В редакции царила все та же суета. Все так же бегали или орали в телефон сотрудники, все так же из курилки клубился сизый табачный дым. Мельников протолкался к секретарше.
— Простите, можно поговорить с Михаилом Всеволодовичем? — и показал на этот раз удостоверение.
— Ой… Знаете, он сегодня на работу не вышел. Вообще-то, с ним такое иногда случается… Сами понимаете… Употребляет. Но сегодня летучка, а на нее он приходит всегда. Я ему звонила домой, там никто не подходит.
— Адрес подскажите, пожалуйста.
Улица, где проживал журналист, была невзрачной. Здесь, по большей части, теснились двухэтажные дома барачного типа, построенные, видимо, еще в тридцатые годы. В одном из них и проживал Еськов. Но все звонки в дверь оказались тщетными. Выйдя на улицу, Мельников вдруг увидел, что проезжающий мимо «газик» резко затормозил. Из него выскочил Прохоров.
— Товарищ капитан, вы здесь? Значит, уже знаете?
— Что я должен знать?
— На пустыре, в двух кварталах отсюда, только что найден труп Халтурина. Убит двумя пулями в затылок.
— В машину!
Мельников развернул «Победу», и они помчались в аэропорт. Но было поздно. Четыре часа назад в Якутск ушел самолет и уже успел там приземлиться. В числе его пассажиров был и Еськов Михаил Всеволодович.
13 мая 1966 года, Ленинград
Лейтенант КГБ Брыков с кислой миной шел по нескончаемому коридору исторического факультета. Вокруг кипела бурная студенческая жизнь. Справа и слева доносились разговоры про семинары, лекции, коллоквиумы, зачеты, звучали имена Евтушенко и Высоцкого, велись разговоры про бывшие и предстоящие вечеринки и споры о том, куда пойти после лекций: в пивную или в «Сайгон». Дурное настроение Брыкова объяснялось предстоящим заданием. Ну почему, если ты молодой и недавно работаешь, то тебя вечно посылают заниматься разной ерундой? Как и всякому молодому специалисту, Брыкову хотелось совершить что-нибудь значительное. К примеру, лично поймать американского резидента или, на худой конец, обезвредить агента, внедрившегося в конструкторское бюро секретного завода. А тут тебя гонят раскапывать какие-то преданья старины глубокой. Какие-то следы давно разгромленных оппозиций. Но в кармане лежал список вопросов, которые нужно сегодня, кровь из носу, решить и тут же доложить об этом начальству.
Брыков поднялся по лестнице и прошел в дверь кафедры Новейшей истории. Навстречу ему поднялся моложавый человек типично профессорского вида.
— Добрый день. Вы профессор Слуцкий? Вам звонили по поводу моего посещения?
— Да-да, конечно. Что-нибудь случилось?
— Да нет, просто нам необходимо уточнить некоторые сведения. Скажите пожалуйста, вы окончили университет в 1929 году?
— Да, именно так.
— Не припомните ли среди ваших однокурсников Михаила Всеволодовича Еськова?
— Постойте. А, да. Знаете, молодой человек, студенческие годы не забываются. Помню, конечно. Талантливый был парень. Яркий. Стихи писал интересные. Был членом ЛЕФа. Но с последнего курса ушел. Уехал на Дальний Восток. Больше я ничего о нем не слышал.
— А какая причина его ухода?
— Видите ли, тогда начала разворачиваться очередная кампания против троцкистов. А Сева… Он этим увлекался. Потом, правда, отрекся. Видимо, решил не искушать судьбу…
13 мая 1966 года, телефонный разговор
— Константин Георгиевич? Это вас беспокоит лейтенант Брыков. Я звоню в связи с расследованием капитана Мельникова. Он сказал, что я могу обратиться к вам за научной консультацией.
— Конечно, конечно.
— У меня к вам такой вопрос. Скажите пожалуйста, есть ли связь между ЛЕФом и политическим троцкизмом?
— ЛЕФ непосредственно вдохновлялся идеями Троцкого о новом революционном искусстве.
— То есть даже после высылки Троцкого его скрытые сторонники могли примыкать к этой группе?
— Безусловно. Это была, по сути, одна из последних легальных троцкистских ячеек.
— Спасибо большое.
— Предавайте привет Мельникову.
Брыков не знал, кто такой капитан Мельников, где и чем он занимается. Но задание он выполнил и, положив телефонную трубку, стал писать отчет:
«Установлено, что Еськов Михаил Всеволодович в период своего обучения в университете имел отношение к деятельности сторонников троцкизма».
В тот же день это сообщение ушло по спецсвязи в Магадан.
13 мая 1966 года, Магадан
Троица капитана Мельникова сидела в ресторане и занималась делом, недостойным советских чекистов, — накачивались коньяком. После такого обилия ярких впечатлений требовалась разгрузка. А заодно необходимо было привести в порядок мозги.
— Товарищ капитан, я вот одного только не понимаю. Зачем Еськов рассказал вам про эти легенды и сам дал нам нить? — спросил Кот.
— То, что он меня вычислил, это несомненно. А почему рассказал? Во-первых, он ведь не знал, что нам кое-что уже известно. Во-вторых, что такое эти легенды? Мистика. Он ведь не знал, что я именно мистикой и занимался. А средний оперативник на такую информацию плюнул бы да растер. И, в-третьих, самое главное: на что он меня наталкивал? На золото. А это для них был уже вчерашний день. Тем более что с этим прииском у них все пошло в разнос из-за жадности группы их товарищей. Он рассчитал правильно. Рано или поздно мы бы на этот прииск вышли. Но пока мы бы копались в поисках золотого следа, они спокойно добрались бы до этой радиоактивной хрени. Это была очень крупная игра. И она все еще идет. Пока мы не знаем, что там все-таки. И как достать Еськова, тоже не знаем. Он вполне мог после выхода из самолета достать ксиву на другое имя — и ищи ветра в поле. А вот Старкова можно попробовать взять. Так что, думаю, придется нам двигать в Якутию.
23 мая 1966 года, Якутск
Старков, тяжело шагая, пересек площадь Ленина и потопал по главной улице. Он словно бы видел себя со стороны — мужчина в замасленной полярной куртке и таких же повидавших виды сапогах. Впрочем, теперь он уже не был Геннадием Сергеевичем Старковым, теперь он был — Геннадий Юрьевич Романенко, проживающий в поселке Симеиз Крымской области. И пусть кто-нибудь попробует сказать, что он там не проживает. Все соседи подтвердят, что хозяин, пять лет назад купивший дом, работает на нефтепромыслах в Сибири, но раз в год обязательно приезжает, чтобы проведать хозяйство. Старков при этих своих регулярных визитах неизменно общался со всеми соседскими мужиками и до отвала поил их всем, что горит. Таким его там помнили и любили. Дом в Симеизе Старков приобрел еще до того, как ввязался в безумные игры с различными ребятами из Москвы и ее окрестностей. Потом этот дом вроде как стал и не слишком нужен — появились другие планы. Но Старков был из тех, кто способен рискнуть всем, поставить один против тысячи — но в то же время никогда не забывает о запасных путях отхода. Да и дел-то, в общем, немного. Прилететь на недельку, погреться у моря, которое так непохоже на то, возле которого он жил на севере, пообщаться с соседями. И вот ведь оказалось — верно все вышло. Видать, на некоторое время придется стать мирным крымским жителем. Тут уж пригодится и то, что лежит в тайнике, который сделал в подвале потомок строителей этого дома, татарин, выселенный вместе с другими после войны — за глупость. Он, дурак, поверил, что немцы пришли всерьез и надолго, и стал с ними дружить.