— И еще… — добавил я, снизив тон почти до интимного. — Зря ты пользуешься зубной пастой со фтором. Это убийственно для мозга. Чисть зубы лучше простой пищевой содой. Это и полезнее, и зубы будут лучше выглядеть. А то от фторсодержащей пасты ты совсем думать разучился. Фтор, я повторяю, очень губителен для мозговой ткани.
— Я понимаю, что ты здесь — командир. Но спроси все же своих солдат, хотят ли они погибнуть за какого-то дагестанца или предпочтут с миром уйти и остаться в живых?
— Молодые люди, — крикнул я, задрав голову, но не выпуская эмира из вида.
Скворечня с Варламовым спустились уже через пару секунд.
— Слышали, что эмир предлагает спросить у вас?
Солдаты переглянулись и улыбнулись друг другу. Запугать их было трудно.
— Слышали, — вяло пожал плечами младший сержант.
Мне этого было мало. Мне нужна была резкая фраза, чтобы дожать Такыя Рифатова, довести его до истеричной злобности, которая будет управлять его нетрезвым умом.
— Что скажете эмиру?
— Скажем, что он дерьма объелся, — спокойно ответил Костя Варламов. — С голодухи…
— Ты все понял, эмир? Здесь твой авторитет не работает. Тебя здесь за хвастливого пацана держат. За женщину. А если забуду тебе юбку дать, солдаты напомнят…
— Баба он, и все представления его бабские, — сказал Скворечня.
Такый Рифатов рассвирепел по-настоящему. Будь у него с собой оружие, он наверняка попытался бы его применить. Но оружие отсутствовало, и он, не надеясь на силу своих кулаков, только резко метнулся к выходу и бросил с порога, обернувшись, через плечо:
— Раздавлю… Своими ногами в грязь втопчу… И тебя, старлей, и сосунков твоих…
— Точно, мозги у него не работают, — не эмиру, а мне сказал Варламов. Это он, кстати, когда-то дал мне совет насчет зубной пасты и пищевой соды. — Где этот дебил сейчас грязь найдет. Подморозило. Ни одной лужицы третий день не видно.
— Дуй, эмир, дуй отсюда. Мне надоело твое словоблудие. Я не люблю материться, но придется, если не уйдешь сейчас же.
Я видел отчетливо, что Рифатов созрел до нужной температуры кипения. И перебарщивать не следовало, чтобы он не начал привыкать и остывать…
Эмир не ушел, а ускакал и, судя по звукам и мату, выскочив из башни, умудрился упасть, хотя место там было каменистое и не скользкое. А он даже свой портяночный флаг забыл захватить. Старший лейтенант взял флаг в руки, рассмотрел, хмыкнул:
— Точно… Похоже, портянка.
— Они такие портянки раненому, когда перевязку делали, привязывали пониже спины, — подсказал я. — Я в бинокль наблюдал. Бинтами приматывали.
Тицианов потрогал ткань двумя пальцами:
— Да, должна кровь впитывать. Ладно. Все… По местам. Эмир у меня пол-литра комбатовского коньяка откушал. Сейчас, воодушевленный, в атаку своих орлов поведет. Может, надеется, что у меня еще фляжка есть. Скворечня, что там на улице было?
— Пленник. Привести его? А то замерзнет. Иностранец какой-то. Мне показалось, немец. По-русски не разговаривает.
— Приведи. Научим разговаривать. Куда он двигался?
— Под угол башни. Хотел взрывное устройство заложить.
— Серьезное устройство?
— С полтора кило тротила. Башню точно снесло бы вместе с нами. Углы здесь, я заметил, кривоватые. Как еще стоят…
— Теперь понятно, откуда у эмира такая уверенность. Сопротивлялся немец?
— Не успел. Он полз, как запыхавшаяся гусеница. Только встать хотел, на четвереньках оказался, тут и я из-за угла выскочил, и сразу под основание челюсти башмаком. Отключил, связал, привел в сознание ацетоном вместо нашатырного спирта…
— Где ацетон взял?
— У него в рюкзаке и нашел. Целый флакончик. Я просто ему на нос полил, как живой водой. Сработало лучше нашатыря.
— Ацетон… Значит, это он у Рифатова взрывные устройства изготавливает. Хорошая добыча. Впрочем, может, просто наркоту на всю банду варит. Разберемся. Дальше…
— Я с ним поговорить попытался, он не захотел. Словно с местными бандитами он на немецком только и общался. Тогда я кляп ему соорудил и оставил под углом связанного.
— Рифатов не об него споткнулся? — спросил я.
— Нет, эмир другим курсом проплыл.
— Где взрывное устройство? — продолжал расспросы командир взвода.
— В стороне положил. Под камнем, чтобы не на виду было. Забудем или не сможем второпях прихватить, кто-то найти может. А под камнем не найдут. Но взрыватель вытащил. Он электронный, образца НАТО, произведен в Германии. И «пускач» к нему «долгоиграющий». Я такие уже видел. Одной кнопкой совмещаешь волну со взрывателем, второй активируешь.
Младший сержант сунул руку в один карман, потом во второй и подал старшему лейтенанту миниатюрный взрыватель от взрывного устройства. Тонкая проволочная антенна взрывателя сильно согнулась в кармане. Потом из внутреннего кармана вытащил что-то, похожее на брелок от автомобильной сигнализации. Для демонстрации вытянул телескопическую антенну сантиметров в десять длиной. Тоже передал командиру.
— Хорошо. Это улики. — Тицианов задвинул антенну в гнездо и убрал трофеи в свой карман. — Веди пленника, пока Такый в атаку не попер…
Вася легко выпрыгнул наружу. Вернулся он вскоре, не прошло и минуты, и затолкал в дверной проем высокого кудрявого блондина с короткой бородкой. Он не очень церемонился с ним, и потому блондин, едва переступив порог, полетел носом вперед после весомого толчка в спину. Руки у блондина были связаны за спиной, и прикрыть лицо при падении ему было нечем. Чтобы не угодить лицом в камни, на которых перед этим сидел Такый Рифатов, блондин попытался упасть на плечо. Это силу удара при падении смягчило. Тем не менее он, кажется, ушибся, и даже головой слегка камни своротил, и невнятно, хотя и громко, застонал. А постоянно открытый рот говорил о том, что башмак Скворечни свое дело, наверное, сделал, и челюсть у бандитского сапера наверняка сломана. Обычно удар под основание челюсти переломом и заканчивается. И тогда каждое напряжение и усилие отдается острой болью в месте перелома. Сломанная рука или нога не доставляет столько хлопот, сколько сломанная челюсть. От нее вся голова горит, как в огне. У меня еще на «гражданке» перелом челюсти был. На лыжах упал неудачно, на пень налетел. Две недели на одном кефире сидел, потому что жевать не мог. Кучерявому блондину предстоит еще через все это пройти. Только не знаю, кто ему кефир в камеру поставлять будет.
Стон блондина перемежался с плаксивыми словами. Немецкая речь слышалась отчетливо, Вася не ошибся. И даже отдельные слова можно было разобрать. Тицианов протянул мне свой бинокль и кивнул на дверной проем: