— Плебеи!!! В этой стране невозможно работать! Ничего святого!!! Вандалы!!! Думаете, я для того приехала в этот занюханный городишко, что бы надо мной потешались, как над чучелом африканским?!! Ошибаетесь, канальи!!! Вот вам!!! — Эммануэль покрутила перед носом перепуганного лакея черным средним пальцем. — Я приехала деньги зарабатывать, понимаете?! Ты фильтруешь, чё те базарят или нет?!
— Да, Эммануэль, — ответил бедный лакей.
— Ну а чё ты мне тут?!
— Чё я вам тут? — не понял тот.
— Да вот, ты мне чё тут?!! — не унималась барыня.
— Я вам тут ниче, — покрутил головой молодой человек.
— А я те чё?!
— Ниче.
— Тогда чё?… — Эммануэль на секунду потеряла нить разговора. — Чё за фигня? Я тут чё?
— Вы тут деньги зарабатываете, — напомнил парень.
— А ты чё?
— И я.
— О! — озарило хозяйку. — Мы деньги зарабатываем или в водевиле танцуем?!! — по-новой заорала она.
— Деньги, — безупречно ответил лакей.
— Ну и не бзди тут мне!
Лишь сейчас Эммануэль заметила в своей руке неприкуренный косяк марихуаны: выходя из «линкольна», она собиралась малеха попыхтеть, однако в свете последовавших событий совсем забыла о пионерке в черной папиросной бумаге.
— Огня мне! — скомандовала Эммануэль. — Быстро огня!
Лакей оперативно щелкнул зажигалкой.
— А… — Сделав всего одну тягу, Эммануэль потерянно оглянулась. — А где мои шпалеры?!
Парню показалось, что хозяйка вот-вот упадет в обморок.
— Где шпалеры, позвольте узнать? — тихо повторила Эммануэль, но в обморок не упала. — Где консоли? Где кресла? Где Антуан, на худой конец?
— Антуан в парадной опочивальне, — подсказал лакей.
— А консоли? — тупо переспросила она и, не дожидаясь ответа, бегом устремилась в спальню.
…Свежевыкрашенная дверь в парадную опочивальню с грохотом распахнулась. На пороге стояла черная дама с косяком в руке и густым слоем белой краски на ноге, коей она, будучи вне себя, вмазала только что по двери.
— Ну здравствуй ещё раз, чернушка, — ехидно улыбнулся Серафим.
— Привет, Эммануэль, — поздоровался Антуан.
Не то от травы, не то от открывшегося зрелища, в горле Эммануэль пересохло. Она не смогла вымолвить ни слова. Представьте себе сцену: возвращается домой усталая, немолодая, но невероятно ревнивая женщина и застает любовника под сенью собственного алькова (кровать — единственный предмет старины, который, уступая просьбам Антуана, банда Серафима пощадила в ходе евроремонта) в обществе сексапильного уголовника. И хотя оба вроде бы одеты — не придерёшься, — играют в карты, всё ж сердце Эммануэль екнуло. Она не знала прошлого Серафима, но зато прекрасно представляла себе настоящее смазливого Антуана и те задние его обстоятельства, о которых женщины судачат неохотно, поэтому и вообразила черт знает что, прилипнув кпокрашенной двери и застыв на пороге наподобие черно-белого африканского истукана.
Спасая честь любовницы и собственную репутацию, Антуан шустро соскочил с ложа, подбежал к растерявшейся Эммануэль и одним прыжком запрыгнул на ее шею.
— Эммануэль вернулась! — радостно крикнул Антуан, целуя черные щеки и белые глаза подружки.
Расстроганная мать криминала во мгновение ока забыла о неприятностях и стиснула мальчишку так горячо и крепко, что у того едва не пошла изо рта пена.
— Ну как твои тёмные делишки? — усмехнувшись, справился Серафим.
— Да вот, дал черт, все хуже и хуже, — ответила оттаявшая Эммануэль. — Твоими проклятиями.
— Жива? Здорова? — Серафим неторопливо перемешивал колоду карт.
— И жива, и здорова. — Она трижды ударила кулаком о деревянную дверь. — Чтоб все так и дальше…
— Обо мне не вспоминаешь?
— А то как же? И поминаю, и проклинаю.
— Ведь можешь, когда хочешь, — похвалил Серафим. — Да, мать?
— Так ведь куда деваться-то, батюшка?
— Присаживайся, — пригласил убийца, раскидывая на покрывале карты на троих. — Разыграем партейку…
— Отчего бы и нет? — Опустив Антуана на землю, Эммануэль настороженно подошла к ложу. — С удовольствием.
Скинув туфли, она забралась на кровать. Рядом запрыгнул ее очаровательный бой-френд.
— В какие игры играем? — неуверенно поинтересовалась хозяйка.
— Серафим и семь разбойников, — ответил убийца.
— Что-то новенькое, — догадалась Эммануэль.
— Свежак.
— Ну так как?
— О, это очень простая игра. Бери картинки — не лажанёшься.
— Коварные у тебя картинки, — сразу же расчухала она.
— Твои картишки — не мои. Сама крапила.
— Да уж что краплено, то краплено, — вздохнула Эммануэль.
— Играй, мать, хорош базарить, — попросил Серафим.
— Что я должна делать?
— Открывай карты.
— Пожалуйста. — Эммануэль раскрыла карты.
— Видишь, сколько дерьма? — Серафим кивнул на её шестёрки и семерки, а затем показал четыре туза и трёх королей, которые были у него.
— Да уж, — покачала головой Эммануэль. — Твоя взяла, сынок.
— Ещё партейку? — предложил убийца.
— Пожалуй, с меня хватит, — поняла Эммануэль. — Ты, часом, не в курсах, кто мне вторцевал евроремонт, Серафим?
— Почему же не в курсах? Я и вторцевал тебе евроремонт, мать.
— Да? — Она беспомощно похлопала ресницами.
— Да, — спокойно подтвердил он.
— А на хера?
Возникла пауза. Эммануэль сидела с открытым от изумления ртом и моргала. Серафим хихикал.
— Должен же я был как-то привлечь твое внимание, — наконец ответил убийца. — Ты ж вообще офигела, мать: пилястры, блин, консоли, шпалеры… Это мне надо бы у тебя спросить, на хера тебе столько шмутья? Чем ты круче новых русских? Думала, обложилась нехилым дерьмищем, — можно нос утюгом? Обломись, мать. Внутри ты осталась такой же черной, как снаружи. Даже гнилее Лысого.
— А чё ты на меня наезжаешь? — Эммануэль с тревогой покосилась в сторону Антуана.
— Ты полагаешь, он ребенок? — Серафим издал издевательский смешок.
— А то нет?
— Не морочь себе голову.
— Ребенок он или не ребенок, — чопорно заявила Эммануэль, — я не считаю, что Антуан обязан врубаться во всякую туфту.
— Боюсь, он не хуже нас с тобой врубается в то, что ты из себя представляешь.
— Ну и что я из себя представляю? — Она неестественно заулыбалась и повертела чёрной-башкой, как бы обесценивая слова бандита непосредственной иронией.