– Конечно.

Ее полное имя было Гейл Сирс. Ей было двадцать пять, и она работала помощником редактора в маленьком престижном издательстве Нью-Йорка, специализировавшемся на выпуске научных книг социальной, экономической и политической тематики. Она была членом обществ “Общее дело” и “Пресечение роста населения”. В течение первого года после окончания колледжа она делила квартиру с другом, но теперь жила одна. Гейл определяла себя как индивидуалистку: “Думаю, вы могли бы сказать, что я эгоистичная личность”.

После ленча они играли в теннис, и, если бы Сандерс не был в эту пору в хорошей спортивной форме, она бы его победила. Она стояла на основной линии и посылала длинные низкие удары, заканчивающиеся далеко в углах. После тенниса они плавали, обедали, пошли на прогулку по пляжу и затем – так же естественно, как если бы это было запланировано в графике атлетических тренировок – провели бурную ночь любви в бунгало у Гейл.

Когда все произошло в тот первый раз, Сандерс приподнялся на локте и взглянул на нее. Она улыбалась. Ручейки пота приклеили пряди волос к ее лбу.

– Я рада, что ты спас мне жизнь, – сказала она.

– Я тоже. – Затем он добавил, не осознавая причины своего вопроса: – Ты замужем?

Она нахмурилась:

– Что за глупый вопрос?

– Извини. Мне просто хотелось узнать.

Она довольно долго молчала.

– Я чуть не вышла замуж. Но, слава богу, одумалась.

– Почему “слава богу”?

– Из меня получилась бы кошмарная жена. Он хотел иметь детей, а я – нет, по крайней мере, в то время я не хотела детей. Они осложняют жизнь, ограничивают свободу.

Через два дня после возвращения в Нью-Йорк Сандерс съехал из своей квартиры и начал оформлять документы на развод. Он знал, что ему будет не хватать детей, и так это и случилось, но постепенно его вина перед ними стала тускнеть, и он вскоре поймал себя на мысли о том, что радуется встречам с детьми, не испытывая болезненного сожаления о том, что они больше не могут жить с ним.

Он никогда не требовал и не получал от Гейл каких-либо обязательств. Он знал, что влюблен в нее, но был уверен, что если начнет преследовать ее, то получит отказ, как потерявший голову подросток. Он дважды приглашал ее на обед, прежде чем сообщил, что оставил жену, и, когда наконец сказал ей об этом, она не спросила почему. Ей хотелось только узнать, как Глория восприняла эту новость. Он ответил, что она отреагировала нормально: после короткой сцены со слезами признала, что он несчастлив с ней и что брак их непрочен. А как только адвокат убедил ее, что предложение Сандерса о разделении имущества было действительно столь щедрым, как он заявил ей об этом, – он остался без единой ценной бумаги вообще, – она уже не казалась обиженной.

В течение нескольких следующих месяцев Сандерс виделся с Гейл так часто, как ей этого хотелось. Он знал, что она встречается с другими мужчинами, и терзал себя жуткими фантазиями, рисуя в воспаленном воображении подобные свидания. Но у него хватало ума и осторожности не спрашивать ее об этих друзьях, а она не стремилась делиться с ним такой информацией. Хотя он и Гейл говорили о будущем, о вещах, которые им хотелось бы делать вместе, они никогда не обсуждали возможность вступления в брак. По сути, в этом не было большого смысла: легально Сандерс до сих пор был женат. Он вообще боялся говорить о браке, опасаясь, что предложение приведет к тому, что Гейл будет рассматривать его как угрозу своей свободе.

Сандерс всегда думал о себе как о человеке с нормальной чувственностью, но в те первые месяцы знакомства с Гейл он открыл в себе огромный запас примитивной страсти, и иногда ему приходило в голову, что его можно классифицировать как сексуального маньяка.

Что касается Гейл, для нее секс был способом выражения любого чувства – удовольствия, гнева, голода, любви, отчаяния, обиды, даже ярости. Подобно алкоголику, которому немного надо, чтобы найти повод для выпивки, Гейл могла какое угодно событие – от первого опавшего осенью листа до годовщины отставки Ричарда Никсона – объявить поводом для любовных утех.

Когда был установлен день окончательного развода, Сандерс решил просить Гейл выйти за него замуж. Он проанализировал свои доводы, и они показались ему вполне логичными, разве что несколько старомодными: он обожал ее, он хотел жить с нею, и он нуждался в подтверждении, хотя бы символически, что она любит его настолько, что согласна связать с ним свою жизнь. Но за всеми его логическими рассуждениями мелькала тень вызова судьбе.

Она была молода, пользовалась успехом у мужчин и, по ее собственному признанию, испытывала отвращение к браку. Если он сделает предложение и она его примет, он смог бы считать, что одержал определенную победу.

Сандерс боялся отказа (хотя и подготовился к нему) и поэтому хотел сформулировать свое предложение таким образом, чтобы она не смогла рассматривать его как “все или ничто”. Он хотел, чтобы Гейл знала: если она откажется от брака, он скорее предпочтет продолжать существующие взаимоотношения, чем прекратит свидания с ней. Он намеревался напомнить ей о существующих для них обоих областях совместимости. Он составил список из двенадцати пунктов, и самый последний содержал в себе неопровержимый факт, что жизнь в одной квартире имеет финансовые преимущества.

Ему так и не пришлось ознакомить ее с этим списком. Они обедали в итальянском ресторане на Третьей авеню, и после того, как у них приняли заказ, Сандерс вынул из кармана документы о разводе и вручил их Гейл.

– Эти бумаги пришли сегодня, – сказал он и подцепил на вилку анчоус.

– Великолепно! – сказала она. – Давай поженимся.

Ошеломленный Сандерс уронил анчоус в бокал с вином.

– Что?

– Давай поженимся. Ты свободен. Я свободна. Я дала отставку всем остальным. Мы любим друг друга. Это имеет смысл, ведь правда?

– Конечно, да, – заикаясь, сказал Сандерс. – Просто...

– Я знаю. Ты слишком стар для меня. Ты думаешь, что я сексуально озабочена и ты никогда не сможешь удовлетворить мои притязания. У тебя теперь совсем нет никаких денег. Но ведь у меня есть работа. Мы встанем на ноги снова. – Она помолчала. – Ну, что скажешь?

Они решили провести медовый месяц на Бермудах, так как оба никогда не бывали там, к тому же на Бермудах были хорошие теннисные корты, отличное купание и прекрасное подводное плавание.

Глава 4

Спасатель стоял у края воды, держа на тележке вельбот “Бостонский китобой”.

– Отправляетесь за новыми вилками и ножами? – спросил он при появлении Сандерсов.

– Конечно, – ответил Дэвид, – а еще поищем те артиллерийские снаряды, о которых вы упоминали.

– Вы можете получить кругленькую сумму за медь. Но будьте осторожны. Я слышал, что они все еще способны сработать.