Сьюзи заявила: господи, они не нуждаются в няньке, они поплывут вниз прямо по этой дурацкой якорной цепи, сделают множество снимков и вернутся раньше, чем Лукас опомнится.
Скотт предложил поднять стаканы за ныряние, которое бывает раз в жизни.
Что именно они и сделали, да еще несколько раз, пока дело не дошло до того, что Лукас решил наконец повести атаку на Сьюзи и предложил ей потихоньку ускользнуть, чтобы где-нибудь спокойно пообедать.
Она рассмеялась — но не мерзко, а как-то мягко и нежно, по-матерински, так, что Лукас не смог выйти из себя, — потрепала его по волосам и сказала:
— Встретимся завтра.
Лукас далеко обошел Юго-Западный барьер. Ветра практически не было, так, легкий юго-западный ветерок, но море все еще кипело вокруг предательских зубцов скал, выступающих со дна и жаждущих протаранить проходящие мимо суда.
Свежий воздух прочистил голову Лукаса, горсть мятных конфет истребила мерзкий вкус во рту, а утреннее пиво восстановило настолько, что он вновь мог видеть светлую сторону жизни.
Две тысячи долларов — это больше, чем он способен заработать за месяц, ловя сетью летучих рыб или помогая приятелю развозить воду.
Может быть, ребятишки и хвастались, может быть, они слишком верили во всю свою амуницию Микки Мауса, но они, безусловно, были очень внимательны, проверяя и перепроверяя все свои трубки и приспособления.
Лукас понимал, глядя вниз, на молодых людей, что они нервничают, и это было нормально. Они могут использовать воздух так быстро, что ни за что не доберутся до дна, но это не его забота.
В конце концов, день обещал многое. Если повезет, он вернется на пристань к ленчу. Если они отыщут судно и он устроит им ныряние, которое бывает раз в жизни, то Сьюзи, может быть, смягчится. Никогда нельзя знать, что будет.
На Южном побережье линия рифов заканчивалась недалеко от берега, и глубоководье начиналось очень быстро, поэтому вскоре Лукас начал искать и выстраивать свои наземные ориентиры. Без всяких целей — а теперь это оказалось весьма кстати — он записал их в тот один-единственный раз, когда побывал на этом кораблекрушении, должно быть, с десяток лет назад.
На берегу стоял темно-красный дом с двумя высокими деревьями сразу позади него. Было необходимо, чтобы взгляд Лукаса соединил эти два дерева такой прямой линией, как если бы он целился из винтовки, а третьей точкой служило главное здание в группе коттеджей персикового цвета, расположенных к западу. Оно находилось у подножия маяка Гиббс-Хилл.
Был отлив, поэтому Лукас немного отошел в море, затем развернулся и направил нос судна к берегу, двигаясь медленно и сверяясь с наземными ориентирами.
Однако наземные ориентиры не были верными в случае, когда затонувший корабль лежал на такой глубине. Увидеть его с судна невозможно, поэтому намечать ориентиры приходилось после подъема со дна, от корабля, а к этому времени, возможно, судно успевало развернуться на якоре.
И в данном случае «близко и приблизительно» не годилось. Там, внизу, свет был слабым, видимость в лучшем случае не более тридцати или сорока футов, а имея всего пять минут на пребывание на дне (что означало пять минут с момента погружения до начала подъема со дна), у вас не будет времени, чтобы разгуливать в поисках затонувшего корабля. Лукас должен был стать на якорь точно над «Адмиралом Даремом», сбросить якорь и ждать, пока он не зацепится за перила, какую-нибудь цепь или даже за тот порыжевший старинный комод, который примостился на фордеке, тот самый, сидя на котором Лукас был сфотографирован.
Он включил свой рыбоискатель и, загораживая экран рукой от света, установил глубину его сканирования. Изображение линий и пятен не показывало ничего, кроме пустоты между поверхностью моря и дном. Лукас повернул штурвал, направляя нос судна на пару румбов направо, затем на пару румбов налево, и внезапно на экране возник корабль, гигантская глыба, поднимающаяся со дна. Лукас корректировал положение судна до тех пор, пока эта глыба не оказалась в самом центре на экране. Тогда он сдвинулся вперед буквально на волосок, настолько, чтобы сделать поправку на то, что течение может снести якорь и искривить трос, и нажал рычаг, выпускающий якорь.
Лукас закрыл глаза и мысленно сопровождал якорь на всем его пути вниз, видя, как он падает сквозь сгущающуюся синеву и с громким лязгом ударяется о сталь.
Тварь пребывала в состоянии, близком к спячке. Ее дыхание — втягивание и выброс воды — замедлилось до пятнадцати циклов в минуту. Ее цвет потускнел, став серовато-коричневым. Ее руки и щупальца свободно расправились по воде, как гигантские змеи.
Она набиралась сил, как будто всасывала подкрепляющую пищу из прохладной и безмолвной темноты.
Внезапно безмолвие было нарушено звуком вибрации, который обрушился на существо сверху и был усилен соленой водой. Для человеческого уха этот звук был бы густым, звонким, металлическим, как звук упавшего на пустой стальной предмет приличного куска того же металла.
Твари этот звук был незнаком, враждебен и пугающ, а потому ее дыхание участилось. Ее руки свернулись в кольца, щупальца пришли в состояние готовности. Ее цвет изменился, стал более ярким, коричневые тона исчезли, замененные пурпурным и красным.
Существо определило, что шум исходит сверху, поэтому оно начало подниматься по склону в направлении огромного, неестественного, безжизненного предмета, который оно обнаружило раньше. Звук раздался вновь, но звук иного характера — серия быстро повторяющихся ударов. Затем все стихло.
Тварь приблизилась к необычному предмету и парила над ним, отыскивая источник звука. Любой шум, любое изменение в нормальном ритме моря могло означать добычу.
И теперь, когда существо находилось в движении и потребляло энергию, его всепоглощающей потребностью стал голод.
Лукас стоял на баке и пропускал через ладони якорный трос, пока не увидел кусок ленты с отметкой пятьдесят морских саженей. Тогда он закрепил трос на утке [16] и стал наблюдать за отклонением носа судна и углом, образуемым тросом. Если дать слишком мало слабины, то есть опасность, что судно вырвет якорь, а если чересчур ослабить трос, то время спуска ныряльщиков будет слишком долгим и они истратят весь воздух.
«Нужно бы дать им возможность добиться успеха, — думал Лукас, — теперь, когда две тысячи долларов практически лежат у меня в кармане».
Когда положение якорного троса удовлетворило рыбака, он снял его с крепительной утки и отправился на корму.
— Нырять, нырять, нырять, — заявил он, ухмыляясь Скотту и Сьюзи, которые выглядели как герои какого-нибудь комикса.
Они были одеты в одинаковые костюмы, голубые с желтыми шевронами под цвет их светлых волос, а к ногам были прикреплены ремнями ножи с красными рукоятками, достаточно большие, чтобы свалить буйвола. Итальянские ласты были такими длинными, что ребята выглядели как какие-то странные утки-мутанты. Их тела перехватывали ремни, пряжки и застежки.