Точно поняв, где находится человек, тварь быстро двинулась по резине.

Гриффин запнулся, отползая, и упал на корму. Он толкал себя назад, назад и назад, отчаянно стремясь втиснуться между секциями плота и палубным настилом. Он потянулся — безумно, смешно! — за своим швейцарским армейским ножом, путаясь с застежкой кожаного чехла и причитая. «О Господи Иисусе... О Господи Иисусе...»

Тварь нависла над ним, извиваясь и обрызгивая его каплями воды. Каждая присоска дергалась и искривлялась, как будто в голодном соперничестве со своими соседями, а в центре каждой из них находился изогнутый крюк, который отражал лучи лунного света, напоминая золотой ятаган.

Это было последнее, что осознал Гриффин, последнее, за исключением боли.

5

Вип Дарлинг вышел со своей чашкой кофе на веранду, чтобы взглянуть на наступающий день.

Солнце вот-вот должно было взойти: на востоке уже появилась розовая полоска и последние звезды постепенно исчезали.

Скоро на горизонт выкатится кусочек апельсина, небо побледнеет, а ветер наконец решит, что он намерен делать.

Тогда и Вип тоже решит. Ему следует выйти в море и попытаться добыть что-нибудь, стоящее хоть несколько долларов. С другой стороны, если он останется на берегу, то всегда найдется работа на судне.

Ночью ветер изменил направление. Когда Вип в сумерки пришел с пристани, суда, стоявшие на якоре в бухте, были повернуты носом к югу. Сейчас их носы были похожи на фалангу, обращенную лицом к северо-западу. Но ветер не обладал силой, он был немного более свежим, чем легкий бриз. Был бы он чуть слабее, и суда стояли бы вразброс и поворачивались вместе с течением.

Вип увидел всплеск в бухте, затем услышал трепетанье: рыба для наживки, стая мальков, спасаясь от кого-то, неслась, касаясь поверхности гладкой воды.

Макрель? Щучки? Маленькие акулы, заканчивающие предрассветный осмотр перед возвращением к рифам?

Макрель, решил он, судя по силе водоворотов и упорству погони.

Он любил это время суток — до начала шума транспорта в Сомерсете, напротив через бухту, рычания лодок с туристами в бухте и других шумов, производимых человечеством. Это было время покоя и обещаний, когда он мог смотреть на воду и предоставлять своей памяти возможность сосредоточиться на том, что было, а своему воображению — на том, что еще могло быть.

Позади него открылась обтянутая сеткой дверь, и его жена Шарлотта — босиком, в летней хлопчатобумажной ночной сорочке, сквозь которую виднелись очертания ее тела, — вышла со своей чашкой чаю, как обычно каждое утро, и остановилась рядом с мужем настолько близко, что он уловил запах сна в ее волосах. Вип обнял жену за плечи.

— В бухте макрель, — сообщил он.

— Хорошо. Первый раз за... какое время?

— За шесть недель или больше.

— Ты выйдешь в море?

— Думаю, да. Гоняться за радугой интереснее, чем откалывать краску.

— Трудно сказать наверняка.

— Да, — улыбнулся он. — Но всегда есть надежда. Во всяком случае, я хочу поднять сети аквариума.

Он допил свой кофе, выплеснул остатки на траву, а когда повернулся, чтобы войти в дом, первые лучи солнца сверкнули над водой и отразились от побеленного дома. Вип посмотрел на темно-голубые ставни, от которых отслаивалась краска. Планки потрескались и покоробились.

— Господи, ну и запустили мы дом.

— Они хотят по двести долларов за ремонт каждой ставни, — вздохнула Шарлотта. — Три тысячи за все.

— Жулики, — ответил Вип и открыл перед женой дверь.

— Я думаю, мы могли бы попросить Дейну...

Она замолчала.

— Ни в коем случае, Шарли. Больше нельзя. Она и так сделала достаточно.

— Она хочет помочь. Это ведь не так, как...

— Мы еще не дошли до точки, — сказал Вип. — Дела обстоят не настолько паршиво.

— Может, пока и нет, Уильям. — Шарлотта вошла в дом. — Но почти что так.

— Теперь уже Уильям, да? Такое прекрасное утро! Слишком рано для твоей тяжелой артиллерии.

Уильям Сомерс Дарлинг был назван в честь того Сомерса, который обосновался на Бермудских островах, потерпев крушение в 1609 году. Сэр Джордж Сомерс находился на пути к Вирджинии, когда его корабль «Морское приключение» наткнулся на Бермуды, что Дарлинг считал великим достижением в истории мореплавания, так как натолкнуться на Бермудские острова в середине миллиардов квадратных миль Атлантического океана было сродни тому, чтобы сломать ногу, споткнувшись о скрепку для бумаг на футбольном поле. Впрочем, Сомерс был не первым и не последним. Можно спокойно утверждать, что вокруг двадцати двух квадратных миль Бермудских островов случилось более трехсот кораблекрушений.

Большинство бермудцев, черных и белых, получали имена в честь того или иного первого поселенца: Сомерс, Дарлинг, Тримингам, Отербридж, Такер и дюжина других. Имена отражали историю, звучали традицией. И тем не менее, как бы протестуя против притязаний родины, большинство бермудцев, черных и белых, вскоре отбрасывали одно или два своих имени и принимали прозвища, которые были связаны с чем-то, на что они были похожи, с их поступками, достоинствами или какими-то физическими недостатками.

Прозвище Дарлинга было Баггивип, в память о кнуте, которым отец регулярно порол его.

Друзья звали его Вип, так же звала его и Шарлотта, за исключением тех случаев, когда они спорили или обсуждали что-то, что она считала слишком серьезным для легкомысленного тона. В таких случаях она называла его Уильям.

Вип был рыбаком, вернее, когда-то был таковым. Теперь он был экс-рыбаком, потому что быть рыбаком на Бермудах стало почти такой же практичной профессией, как инструктировать лыжников в Конго. Трудно заработать на жизнь, ловя что-то, чего нет.

Они могли жить прилично, хотя и не расточительно, на двадцать — двадцать пять тысяч долларов в год. Они владели домом, не обремененным долгами, который принадлежал семье Дарлинга еще до Американской революции. Содержание дома, включая газ для кухни, страховку и электричество, стоило пять или шесть тысяч в год. Техническое обслуживание судна — а это Вип и его помощник Майк Ньюстед делали сами — стоило еще шесть или семь тысяч. Все остальное уходило на питание, одежду и прочие магические случаи, которые возникали ниоткуда и пожирали деньги.

Вместо двадцати тысяч с таким же успехом можно было бы назвать и миллион, потому что Дарлинг их не зарабатывал. Этот год уже наполовину прошел, а он пока заработал меньше семи тысяч долларов.

Его дочь Дейна работала в городе, в бухгалтерской фирме, зарабатывая приличные деньги, вместо того чтобы учиться в колледже. Она пыталась помочь родителям, но Дарлинг отказался — в более резкой форме, чем намеревался, не в состоянии ясно определить ту смесь любви и стыда, которую вызвало предложение его ребенка.