Бровь Александрова дернулась – словно он внутренне возразил.
– Неужели эта крупная, крикливая и агрессивная дама, журналистка Селиверстова, так вам нравилась? – немного удивленно спросила Анюта, не рассчитывая, впрочем, на ответ. – Или вы внезапно поняли, что, один раз почувствовав силу, ваша жена приобретет над вами неограниченную власть? Испугались за свою свободу? – он снова дернул бровью. – Ну, как бы то ни было, у вас появился очень деятельный единомышленник. Ваш помощник Константин Барклай имел свои интересы во многих ваших проектах, включая тот, которым так щедро распорядилась ваша жена, и его-то уж совершенно не устраивало, что все будет зависеть от взбалмошной истеричной женщины, да еще склонной к шантажу. Уж он-то не имел перед ней долгов. Думаю, он и предложил убрать ее.
– Сказки, сказки… – равнодушно произнес помощник. – Надеюсь, у вас нет диктофона в кармане?
– Нет. Да и чего вам бояться? Вы ведь молчите.
– Молчим! Мы вынуждены слушать эту чепуху, ведь, как я понял, пока вы не выскажетесь, вопрос дарственной обсуждаться не будет? До рейса, между прочим, меньше часа.
– Я успею, – успокоила его Анюта.
– Тогда побыстрее, – почти весело попросил он. – В конспективной форме. И лучше сразу переходите к уликам.
– Вы командуйте депутатом Александровым, а не мной. Я посильнее его характером… – депутат глянул на нее неприязненно и тяжело. – Итак, вы придумали блестящий план убийства Ольги Александровой. Решили воспользоваться той старой историей, ведь оставался человек, которому эта история разрушила жизнь. Вы разыскали мужа погибшей секретарши Фатеевой и стали по-настоящему преследовать его. Вначале вы слали ему письма, в которых говорилось о лейкемии, причем, письма эти были анонимные. Фатеев стал страшно нервничать. Он ничего не понимал. Призраки прошлого не давали ему покоя! А ведь он был алкоголик – настоящий алкоголик с приступами белой горячки! Какой удобный объект для организации нервного срыва! Вы ведь потом и водку ему стали дарить – чтобы он держал себя в кондиции. Дорогую водку, между прочим. А потом вы перестали быть анонимом и приехали к Фатееву сами – чтобы разъяснить ситуацию. Очевидно, от ваших разъяснений он еще больше подсел на этот крючок. После вы ему несколько раз звонили и объясняли, что мужики так не действуют, что надо мстить – и за жену, и за собственную неудачную жизнь… Слушайте, Константин, да это была настоящая избирательная кампания! Опытный политтехнолог с одной стороны, спившийся представитель народа – с другой! Законы обработки были те же самые, что и на выборах?
– Хватит веселиться! – сквозь зубы сказал он.
– Нет, мне просто интересно! Только сейчас в голову пришло, честное слово! Ведь народ точно так же заводят по поводу каких-то старых обид, точно так же спаивают, так же разводят и ловят: мужчин на мужественность, женщин на женственность… Ну дела! Какая это полезная наука, оказывается – наука манипулирования. У меня есть одна подруга-журналистка… – доверительно сообщила Анюта. – Она все интересовалась, в какой науке ничего не меняется. Мы тогда не смогли придумать, а сейчас я поняла. Это в манипулировании ничего не меняется! И тысячу лет назад, и сто – всегда одно и то же…
Вам не скучно жить с таким знанием человеческой природы?
– Вы кого, собственно, спрашиваете? – отозвался депутат. Левицкому показалось, что он смотрит на нее с интересом. Но теперь уже Анюта проигнорировала вопрос.
– Настроить Фатеева на убийство, конечно, было сложно, – продолжила она. – К тому же это было опасно. Алкоголик был слишком слаб. Но совершить убийство можно было и без него. Это потом он должен был выйти на сцену в качестве обвиняемого. Вы, Константин, говорили ему, что тоже являетесь пострадавшим, что будете мстить сами и не требуете от него помощи. Нужно лишь, чтобы он молчал, если что-то откроется… Ну, в письмах, найденных в квартире Фатеева, тех самых письмах со словом «лейкемия», примерно и изложено содержание ваших бесед… В конспективной форме… – Анюта ухмыльнулась. – Дальше все было просто. Вы хорошо знали маршруты Ольги Александровой, вы специально пригласили Фатеева на встречу в нужное место, попросили его посидеть в кафе, а потом, выполнив задуманное на его машине, поставили ее на место, пришли в кафе и продолжили обработку бедного алкоголика. Он и не понял, куда вы отлучались. Вы предусмотрели все. Милиция могла и вовсе не раскрыть это дело, а в худшем случае подозрение пало бы на Фатеева… Но почему вы так были уверены, что он не даст против вас показаний?
Сидевшие перед ней мужчины молчали. Ей пришло в голову, что они молчат не потому, что боятся диктофона, а потому, что не знают, как объяснить свою уверенность.
– Ну да… – сказала она. – Приходится повторяться: депутаты – неплохие психологи. Такой слабый человек, вечно несущий груз обвинений в трусости… Человек, который долго терпит, а потом решается на поступок, суть которого ему не ясна, но зато хорошо объяснена ловким манипулятором. Он с удовольствием соглашается на роль жертвы, потому что считает ее ролью палача. Фатеев уже сыграл в своей жизни мстителя, сыграл поневоле, тогда он, наверное, и понял, что это благородная подмена: убийца убийц – вместо жалкого и жадного раба террористов… Все ваши депутатские подлости, Евгений Владимирович, возможны именно благодаря таким людям.
Александров только пожал плечами.
– Тридцатого декабря вы стали свободным мужчиной… Новогодние праздники прошли весело? – поинтересовалась она у депутата. Тот сжал челюсти. – Все-таки неведение – это великий Божий дар, правда? Вы ведь даже не предполагали, какое к вам вскоре придет письмо! Какая в него будет вложена бумага! И ведь знаете что, друзья! – она обвела взглядом всех мужчин за столиком и даже захватила официанта, чьи уши за эти полчаса выросли сантиметра на два. – Ведь каждому из нас что-то такое уже отправлено! Событие ли, письмо ли, завещание ли – как интересно жить, а?
Уши официанта шевельнулись. Заговорила дикторша. Шла посадка на Анталию.
* * *
«Здравствуйте, Ольга!
Приготовьтесь, пожалуйста, к тому, что письмо будет жестким. Вы, впрочем, сильная женщина, и словами Вас не напугаешь. Кроме того, Вы не обязаны его читать.
Вы принесли дарственную, счета и акции, попросили пожертвовать эти деньги на благотворительные цели и тем самым поставили меня в очень трудное положение. Во-первых, было бы удобнее, если бы Вы пожертвовали их напрямую – тем, кто в них нуждается. Я ведь не благотворительный фонд и не умею распоряжаться такими гигантскими суммами. Но дело даже не в этом. Дело в мотивах Вашего поступка.
В то, что этот жест – прямое следствие Вашего желания искупить грехи мужа, в том числе, убийство какого-то конкурента из Троицка, я не поверил с самого начала. Вы уж извините, но Ваши характер, слова и поведение не указывали на то, что Вы действительно испытываете чувство вины. Более того, мне показалось, что Вы просто воспользовались схемой – историей женщины, отказавшейся в молодости от ребенка (я видел, что Вы с ней разговаривали), и как раз это показалось мне особенно непорядочным.