– Да-а-а-а, – жалобно проблеял Цыплаков. Малевич лишь всхлипнул по-бабьи. Запах от него заметно усилился. Вероятно, опять обосрался. На сей раз по-тихому.
Костя демонстративно зажал нос двумя пальцами и погрозил Малевичу кулаком.
– Не надо, дружище, – покачал головой я, – не бей это чмо. А то оно еще больше обгадится. Лучше включи кондиционер.
– Уже включен! – рыкнул Сибирцев. – Но толку мизер. Слишком много в них говна!
– Тогда терпи, – пожал плечами я. – Ничего не поделаешь. Работа у нас такая, – и вновь обратился к фигурантам: – На чем, бишь, я остановился? Ах да – «взрыватель автоматически срабатывает при удалении…» Но его, разумеется, можно активировать и вручную. – Я нацелил пульт на остатки «второго» и жестоко усмехнулся: – Наглядный пример у вас перед глазами!.. Кроме того, если мы… – я сунул в рот сигарету, чиркнул зажигалкой и выпустил струю дыма в лица предателей (по данным их досье – некурящих), – н-да, если мы вдруг скоропостижно скончаемся, а приборы наши сломаются (на мине, допустим, подорвемся, или еще как), контроль за вами переходит к дежурному в штабе, и он простым нажатием клавиши посылает через спутник электронный импульс, активирующий взрыватели в ваших ушах. То же самое происходит, ежели вы без нашего ведома (сидя, допустим, в сортире) попытаетесь связаться с кем бы то ни было. – Я выдержал минутную паузу, давая им возможность «переварить» услышанное и подытожил: – Отныне вы должны жить, говорить, действовать и даже справлять нужду только с разрешения персонального куратора, с прибором коего связаны ваши бомбочки. Ты, засранец, – я указал пальцем на Малевича, – принадлежишь мне, а ты, – аналогичный жест в сторону Цыплакова, – Константину Николаевичу. Да, извините, забыл представиться – Дмитрий Олегович (наши фамилии и офицерские звания вам без надобности). По легенде мы ваши новые, сверхдоверенные телохранители, которых вы не отпускаете от себя ни на шаг. На людях обращаться по отчеству не нужно. Называйте просто по имени… На первый раз все. Остальное объясним по ходу дела. Вопросы есть?
Вопрос оказался всего один на двоих. Состоял он из серии надрывных, косноязычных воплей и, если перевести их в нормальную речь, состоял в следующем: «Что с нами будет дальше, когда мы выполним все ваши распоряжения?!»
– Не стоит заглядывать так далеко вперед, – уклончиво ответил я. – Совместной работы нам предстоит много… В общем, поживем – увидим.
Цыплакова подобное объяснение вполне удовлетворило. Он утер зареванную рожицу, заметно приободрился, со свистом перевел дыхание и, испросив разрешения у Сибирцева, прошел в санузел – отскребать и отстирывать загаженные брюки. Судя по всему, Антон Борисович вообразил, что в качестве агента-двойника будет принимать посильное участие в многолетней, хитроумной игре против британской разведки…
Малевич оказался прозорливее. Едва подельник скрылся из вида, он встал на колени, подполз ко мне, ухватил жирными пятернями за штанину и горячо, с подвизгом зашептал:
– Хозяин! Миленький! Дорогой! Умоляю. Скажите правду!!! Вот вы… вы меня не убьете?!!
– Если будешь в точности следовать инструкции и добросовестно выполнять приказы – то нет. – Я брезгливо высвободил ногу и процедил сквозь зубы: – Ползи назад, чмо! Рядом с тобой дышать невозможно!
Главный инженер покорно забился в угол, однако не успокоился.
– Я чувствую… ощущаю дыхание смерти, – продолжал бормотать он оттуда. – На сердце кошки скребут… Хозяин, прошу вас… Не скрывайте!.. Сколько мне осталось?! А?!!
Я на минуту задумался. Врать с честным видом (обычное занятие при нашей профессии)… почему-то не хотелось. И почти сразу я понял причину – совесть! Разумеется, это подлое существо не заслуживало ни уважения, ни жалости, ни даже капли сочувствия. Но… скоро я сам отправлюсь на Суд Божий, а грехов на душе накопилось… Б-р-р! Я зябко передернул плечами… Зачем добавлять туда лишний?! Вместе с тем выложить ему правду – значит поставить операцию на грань провала. (Мало ли какой фокус он выкинет с отчаяния?) Получается – как ни вынь, везде клин… Как поступить? Промолчать?! Грубо послать куда подальше. Или… Внезапно на ум пришло единственно верное решение.
– В апреле мне исполнилось тридцать лет, – медленно, с расстановкой произнес я. – А тебе недавно стукнуло пятьдесят. Здоровье у меня хорошее, силенок хватает. (Ты успел, наверное, заметить…) Так вот, если будешь вести себя паинькой, то обещаю – умрешь ты не раньше меня. Конечно, стопроцентной гарантии дать не могу (я не Господь Бог)… но примерно девяносто семь – девяносто восемь шансов из ста у тебя на это есть. Доволен?!
– О да! – Физиономия предателя разгладилась, порозовела. – Очень, очень доволен! Спасибо вам огромное! Кстати, вы не позволите переодеться? Тут, в стенном шкафчике, есть чистый запасной костюм и смена белья.
– Переодевайся, давно пора, – буркнул я, подумав одновременно: «Ишь как обрадовался, мерзавец! Того гляди, запляшет от счастья! А впрочем… неудивительно! Он же не знает, что я штрафник, смертник. И если Малевич отмерил мне навскидку хотя бы еще лет двадцать, то сам он рассчитывает прожить до весьма преклонного возраста».
Пискляво «заспасибкав», Валентин Семенович устремился к упомянутому шкафу, распахнул, поспешно выхватил оттуда вещи и без стеснения сбросил на пол испоганенные брюки с трусами. Ягодицы и ноги у него были густо перемазаны жидким калом.
– Ты собираешься надеть чистое прямо на ЭТО? – брезгливо подивился я.
– Но там… там же занято, – испуганно промямлил главный инженер.
– Значит, дождись, пока освободится, свинья! – грубо рявкнул Костя.
Малевич послушно застыл на месте, даже не прикрыв ладонью срам. Прошло некоторое время. Наконец в комнату вернулся Цыплаков: более-менее спокойный, посвежевший, в мокрых штанах.
– Теперь топай, засранец, – бросил я, и второй предатель вонючим, жирным колобком укатился в санузел.
– Будем ночевать здесь, – широко зевнув, объявил я. – А с утра пораньше – за работу. Ее у нас невпроворот!
– Ночевать?.. Здесь?!! – страшно побледнел Цыплаков и начал давиться, зажимая рот рукой, однако долго сдерживаться не смог и выплеснул фонтан блевотины прямо на останки одного из своих телохранителей.
– Вот как ты платишь за верную службу, – презрительно скривился Костя.
– Да я… да я… совершенно случайно… не нарочно… клянусь! – начал, запинаясь, оправдываться Цыплаков.
– Глохни, тварь. И не бзди. Скоро от жмуриков и прочего даже пыли не останется. – Я набрал на спутниковой «мобиле» заученный наизусть номер.
– Круглосуточный сервис, – после третьего гудка отозвался холодный, равнодушный баритон.
– Говорит Мангуст, – представился я. – Необходима генеральная уборка на объекте номер два: сад, будка у ворот, крыльцо, первый и третий этажи, а также лестница.
– Прекрасно! Давно ждем! – вдруг оживился баритон. – Наши люди недалеко от усадьбы. Пройдите в какое-нибудь чистое помещение, запритесь там и ждите звонка. На дверь прикрепите листок бумаги с крестом. Да, свою одежду и снаряжение (за исключением спецнабора и личных пистолетов) оставьте в коридоре. После условного сигнала – два длинных стука и три коротких – там же заберете смену.