– Малевич не гомосексуалист, – припомнив досье, успокоил я дублера. – Он хоть и извращенец, но в ином плане. Валентин Семенович у нас скопофил. Проще говоря, он любит подглядывать исподтишка за чужими половыми актами.
– А чего он меня лапать полез?! – не унимался старший группы.
– Ну, не знаю, – пожал плечами я. – Наверное, твой двойник – его любимчик. Особо доверенное лицо, или… погоди! – Я вновь мысленно перелистал досье. – Ага, вот оно, цитирую: «Наемник Малевича некто Сергей Обрезанцев периодически снимает в городе проституток и, по приказу хозяина, занимается с ними сексом в оборудованной специальной видеоаппаратурой спальне. А Малевич в это время сидит в соседней комнате, смотрит на экран и постепенно доводит себя до оргазма…»
– Тьфу, урод! – гадливо сморщился «здоровяк». – Дмитрий Олегович! Ну, хотя бы по почкам! Разок! Ну, пожалуйста!!!
– Хватит! – осадил я старшего группы. – Тебя сюда не затем прислали!.. Кстати, о птичках: ты случайно не Стас?
– Так точно, он! – щелкнул каблуками дублер.
– Тогда ты должен передать нам кое-что. Или совсем на службу забил?!
– Извините, Дмитрий Олегович. – Грубое, суровое лицо покрылось легким румянцем. Стас вынул из-за пазухи и протянул мне толстый запечатанный конверт. – Вот, возьмите и… еще раз извините! Просто жуть как ненавижу всяких извращенцев!
– Солидарен с тобой в данном вопросе. Но впредь держи себя в руках, – отечески посоветовал я и обратился к остальным: – Представьтесь, ребята.
– Змей!.. Лысый!.. Барин!.. Шершень!.. Мартын!.. – по очереди рявкнули они.
– А наши имена вам известны. Итак, знакомство состоялось, – подытожил я и командно возвысил голос: – Змей, Лысый, Барин – на улицу! Двое дежурят на территории, один – в будке. Стас, подыщи две спальни рядом. Одну с двумя удобными кроватями, вторую… безразлично. Возле нее поставишь на ночь караульного. Дальнейшее руководство группой осуществляешь самостоятельно. Подъем в 7.30. К 8.00 должен быть готов завтрак на четверых. Вопросы?
– Никак нет! Все понятно! – металлически пролаял он и вместе с подчиненными выбежал из зала.
– Те другие тоже похожи… но так, в общих чертах… А «Сережа»… «Сережа»… вылитый он, – сомнамбулически пробормотал Малевич, пошатнулся и хлопнулся в обморок…
* * *
Главного инженера привели в чувство без особых церемоний – выплеснув в лицо ведро холодной воды, стоявшее в санузле (вероятно, «уборщики» забыли. И у них, оказывается, мелкие проколы бывают. – Д.К.).
Валентин Семенович тут же принял сидячее положение, отплевываясь и сморкаясь в рукав. Спустя полминуты он окончательно оклемался, виновато захлопал поросячьими глазками и больше «Сережу» не поминал. Вскоре вслед за тем вернулся Стас, провел нас на второй этаж и указал на два помещения, разделенных стеной. Одно представляло собой бывшую столовую, наскоро переоборудованную под спальню. (Стол и стулья вынесли, две кровати с чистым бельем внесли.) А второе – обыкновенный чулан с брошенными на пол матрасами.
– Больше ничего подходящего не нашлось, – пояснил старший группы. – Не будете же вы все вместе спать в «будуаре» этой поганой крысы, – он презрительно глянул на Малевича. – Или там, где трахали шлюх на камеру!
– Конечно, не будем, – подтвердил я, жестом отправляя предателей в чулан. У двери моментально возник Мартын с «АКМБ» наперевес.
– Отдыхайте. Разбужу, как велели, – вежливо сказал Стас и бесшумно удалился.
Часы показывали 3.48. Пожелав Сибирцеву спокойной ночи (вернее – утра), я разделся до трусов, по привычке спрятал в изголовье пистолет с боевым ножом, устало опустился на хрустящие, накрахмаленные простыни, закрыл глаза и… очутился где-то в гористой местности!!! Но не в той, к которой успел привыкнуть, воюя в Чечне. Вокруг расстилался диковинный и безжизненный сюрреалистический пейзаж. Темно-багровое небо без солнца, без луны, без звезд. (Света, однако, хватало.) Голые черные скалы с заостренными углами. Тяжелый, душный, отнюдь не горный воздух. Нигде ни травинки, ни даже лишайника… Чуть поодаль от меня расстилалось обширное плато: ровное, как доска, тоже черное и блестящее, словно отполированное. А сразу за ним – бездонная пропасть, откуда веяло нестерпимым жаром, поднимались клубы зловонного дыма и доносились отдаленные вопли множества людей, сливающиеся в страшный, леденящий сердце хор. На краю плато стоял Костя. Крепко упершись ногами в скользкую поверхность и согнувшись пополам, он держал за руку кого-то висящего над бездной и из последних сил пытался вытащить. Лицо моего друга потемнело от копоти, одежда тлела, на висках вздулись вены, мышцы и кости трещали от напряжения.
– Ну, давай же, давай! – хрипел он. – Не сдавайся! Немного осталось!
– Не могу, – отвечал еле слышный плач. – Груз на ногах… Вниз тянет…
– Сбрось!!!
– Я… я не знаю… КАК?!!
– Зря стараешься, воин, – внезапно произнес знакомый голос, и на вершине одной из ближайших скал возникла Смерть собственной персоной. Правда, на сей раз она «принарядилась» – задрапировала гнилой череп и скелетное туловище толстым окровавленным саваном.
«Сгинь, ведьма костлявая! Твое время еще не подошло!» – хотел крикнуть я, но язык не слушался. Тем не менее Смерть резко повернулась в мою сторону:
– А ты, Корсаков, стой да помалкивай. Происходящее тебя не касается!
«Почему?!!» – мысленно возопил я, но ответа не получил и остался торчать столбом на прежнем месте, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой.
– В блуде и пьянстве она, допустим, покается, – вновь обратилась Смерть к Сибирцеву. – Однако остается многое другое. Перечислять не буду. Я же не ангел-хранитель, а «костлявая ведьма», как изящно выразился твой друг… Эх, Корсаков, Корсаков, скотина ты эдакая! Не ты ли меньше года назад буквально рвался в мои объятия, покуда не поумнел?! А впрочем, ладно, дело старое, проехали… И тебе, воин, – она вновь вперилась в Сибирцева, – я, так и быть, помогу. Назову одно, главное, неумолимо влекущее ее в ад.
– Говори!!! – Костя с трудом балансировал на самом краю.
– Черная неблагодарность! – громыхнула Смерть. – Свинское отношение к тебе, уже однажды вытащившему ее из грязи!
– Но я-то… я-то простил! – мучительно простонал Сибирцев.
– Твоего прощения мало! – отрезала Смерть. – Необходимо ее собственное покаяние, а вот его-то пока за версту не видно! Хотя… если она осознает ЭТО, то увидит и остальные «гири», тянущие ее на дно. Вот тогда-то она и умоется слезами. Не от жалости к себе, любимой (как происходит сейчас в психушке), а слезами искреннего покаяния. И ужасный груз бесследно исчезнет. Но сие возможно только при одном условии…
– Каком?!! – Сибирцев пошатнулся, едва не свалившись в пропасть, но каким-то чудом сумел удержаться на плато.
– После твоей гибели! – сорвав саван, проскрежетала Смерть. – Генерал Нелюбин отвел вам с Корсаковым два-три шанса из ста. Но он не Господь Бог! На самом деле у тебя… ЛИЧНО У ТЕБЯ есть реальная возможность вернуться обратно живым-здоровым. Если, разумеется, ты не согласишься отдать жизнь за нее. Решай быстро – «да» или «нет»?!