— Каким еще таким сопротивлением? — переспросил Ерохин.
— Ну, резистанс французский, как во Вторую мировую, — пояснил Задорожный.
— Ну ты даешь! — покачал головой Старцев и знаком предложил Ерохину садиться.
Грабец и Мижулин докладывали по состоянию наших резервных сил.
Была связь с двумя лодками в Атлантике и с двумя лодками в Тихом океане.
Лодка, что находилась подо льдом Северного Ледовитого, на связь не выходила с четверга.
— Какой у них ресурс? — спросил Старцев.
— Две-три лодки вышли в моря за неделю до катаклизма и поэтому имеют еще достаточно ресурсов для продолжительного автономного плавания, но двум лодкам пора возвращаться на базы, ресурсы их подходят к концу, как по продовольствию, так и по усталости экипажей.
Еще заслушали начальника Восточного отдела.
Про Китай не было никакой информации.
Похоже было на то, что все спутники, работавшие над Китаем, были выведены из строя.
И более того, вся агентура — практически вся — тоже безмолвствовала и не выходила на связь.
Старцев говорил немного.
Он сказал, что Восточным отделом совместно с Научным департаментом подготовлены мероприятия, которые в скором времени должны дать позитивные результаты. Что ответственными лицами за это являются Цугаринов, Матвеев и новый сотрудник, Булыгин-Мостовой.
— Надо вжарить, — с места сказал Задорожный.
— Что? — переспросил Старцев.
— Да я говорю, что, покуда лодки еще плавают, надо бы вжарить. А то потом и нечем будет!
Старцев поморщился и жестом показал Задорожному, чтобы тот охладил свой пыл.
Наконец, слово для специального короткого доклада предоставили генералу Данилову.
Он встал к маленькой трибуне за спиной председательствующего, обвел всех долгим взглядом и, задержав глаза на Долгове с Гречушниковым, коротко им обоим кивнул.
— Товарищи, — начал Данилов, — я хочу поднять самый архиважный вопрос в этот исключительно сложный для всего мира момент: насколько правильно и четко выполняет Резервная ставка и ее командующий возложенные на них и на всех нас задачи?
Старцев встрепенулся.
Присутствующие генералы и старшие офицеры тоже оживились и встревоженно поглядели на докладчика.
— Да, товарищи, — продолжал Данилов, — вопрос доверия к командующему. Как правильно повел он себя в первые после катаклизма дни, все ли его решения, направленные на спасение нашей страны от терроризма, были правильными, это самый серьезный вопрос момента истины.
Старцев встал.
Но выросшие по бокам Долгов и Гречушников мгновенно достали из карманов пистолеты — по два в руках у каждого — и направили их на Старцева и на сидевших за столом генералов.
— Спокойно, товарищи, спокойно, — сказал Данилов и, тоже достав из кармана пистолет, продолжал. — Мы имеем предъявить генералу Старцеву конкретные обвинения. И просим собравшихся членов Совета ставки выслушать эти конкретные обвинения.
Данилов обвел присутствующих долгим и тяжелым взглядом.
И во взгляде этом была накопившаяся за долгие годы ненависть ревнивого завистника к счастливым обладателям и пользователям красивой жизни.
Во взгляде этом как бы звучало: всем воздам, никому не забуду, все теперь отниму!
* * *
Саша написал отчет в виде пьесы.
Шекспир.
Гамлет.
Язык — староанглийский…
Заир-паша совершенно не удивился, получив такой странный отчет.
Многие из его сотрудников — членов цепи писали и куда как более витиеватые доклады.
* * *
Ребенок был рожден царю от женщины чужой,
Чтоб стать потом царем царей.
Но Ирода воспомяня убытки,
Прибыток сей семьи царей в унынье впал…
Хоть был он мал,
Но мать его, Гертруда, за то его уныньем наградила —
Приемного отца ребенка —
Любовника постылого,
Что брата своего убил,
За то он был ей мил…
* * *
Заир-паша не читал на староанглийском, но воспользовался программой стихотворного переводчика и оценил доклад очень высоко.
— Это пророческое прозрение высшей категории, — подвел он предварительный итог и побежал прямиком к Алжирцу, потому как даже при самом поверхностном рассмотрении доклад этот, пьесу, написанную Сашей за одну ночь, можно было оценить как глубокий анализ состояния всего их Центра во взаимосвязи с переживавшим катаклизм внешним миром.
И при всех очевидных иносказаниях шилом, торчащим из мешка, выпирали разоблачения и преступных измен, и заговоров, и шпионской деятельности.
* * *
Получив доклад Саши-Узбека, Алжирец вызвал к себе своего сотрудника Азиза.
Азиз, продвинутый и просветленный член цепи, как и апостолы после дня Пятидесятницы, читал и писал на всех языках мира.
— Это явное откровение, — заключил Азиз, прочтя Сашину пьесу.
Алжирец отпустил своего эксперта и, нервно оглаживая свою корсарскую бородку, принялся расхаживать по комнате…
Это неубиенный козырь против Ходжахмета! Само Проведение дает ему в руки этот неубиенный козырь!
Он, Алжирец, скоро сам сможет править миром… И он заберет себе всех женщин Ходжахмета, и самую главную из них — русскую Лидию…
Алжирец снова принялся перечитывать перевод.
Тех, кто вступит в переговоры с Северо-Запада, необходимо убить — они провокаторы.
Шпион, про которого они говорят, что он шпион, — это не шпион, а главный друг…
Алжирец присел на ковер, достал из нагрудного кармана коробку с табаком и принялся скручивать свою любимую голландскую самокрутку.
Все понятно! Ходжахмет вступает в переговоры с Даниловым, принимая Данилова за перспективного переговорщика. Но Данилов — провокатор. Он предложит в обмен на ценную информацию и за определенные уступки с нашей стороны сдать некоего шпиона… Но этот шпион — не шпион, а, наоборот, наша сокровенная надежда и наш лучший кадр… Наше самое сильное звено в цепи.
Алжирец закурил.
Включил видео.
На большом плазменном экране красивая русская женщина красиво растягивала свое красивое тело в шпагате…
— Все мое будет, — прошептал Алжирец, — а Ходжахмет рухнет. А Ходжахмет прогорит на этом… И еще посмотрим, как твоя жена будет прислуживать нам с Лидией! Как мы заставим ее садиться в шпагате…