Хэмфри принес гамбургер и осведомился:
— Вы так быстро выпили. Не хотите графин?
Льюис даже не заметил, как опустел второй стакан.
— Хорошая идея.
— Вид у вас не совсем здоровый.
Грянувший снова оркестр избавил Льюиса от необходимости отвечать. Вошли две официантки Хэмфри, Энни и Анни, хорошо дополняющие друг друга. Энни походила на цыганку черными кудрявыми волосами, а Анни, настоящий викинг, имела крупные красивые ноги и ослепительные зубы. Обеим было за тридцать, они жили за городом с разными мужчинами, но без детей. Льюису они нравились, и время от времени он приглашал то одну, то другую на ужин. Энни, увидев его, помахала, и он помахал ей в ответ. Хэмфри, налетев на своих подчиненных, стал давать им указания, и Льюис вернулся к гамбургеру.
Когда он поднял глаза, перед ним стоял Нед Роулс. Льюис, еще жуя, жестом пригласил Неда за стол. Нед ему тоже нравился; он сделал «Горожанина» интересной газетой, и теперь там печатались не только объявления о продаже домов и отчеты о вечеринках.
— Помогите мне допить это, — Льюис плеснул пива из графина в пустую кружку Неда.
— А как насчет меня? — раздался чей-то низкий голос за его плечом, и Льюис, подняв голову, увидел Уолта Хардести. Он понял, что они с Недом вышли из задней комнаты. В последнее время Хардести пропадал там целыми днями: он не мог пить на глазах у подчиненных, а пил он не меньше Омара Норриса.
— Да, конечно, Уолт. Я вас не заметил. Присаживайтесь, — Нед Роулс как-то странно смотрел на него. Льюис был уверен, что издателю не больше его хочется общаться с шерифом. Зачем он его за собой таскает? Нед придвинулся к нему, освобождая место для Хардести. Шериф все еще был в куртке, похоже, в задней комнате было холодно. Нед все еще по-студенчески носил твидовый жакет.
Тут Льюис заметил, что они оба смотрят на него странно, и сердце у него екнуло — неужели он все-таки сбил ту женщину? Может, кто-то записал его номер?
— Ну, Уолт, — сказал он. — Что-нибудь важное или вы просто хотите пива?
— Сейчас я хочу пива, мистер Бенедикт, — Хардести отпил из стакана. — Ужасный день, правда?
— Да, — просто ответил Льюис.
— День кошмарный, — согласился Роулс, убирая ру_ой волосы со лба. — Вы плохо выглядите, Льюис. Вам нужно поехать домой и отдохнуть.
Эта реплика окончательно сбила Льюиса с толку. Если он в самом деле сбил женщину и они знают об этом, то шериф не должен отпускать его домой.
— О, дома мне не отдохнуть. Лучше быть среди людей.
— Да, все это ужасно, — сказал Роулс. — Я думаю все так считают.
— Черт, да, — Хардести налил себе еще пива. Льюис тоже подлил себе в стакан. К гитаре подключилась скрипка, и они теперь с трудом слышали друг друга. Из микрофонов доносились обрывки песни: «Не туда идешь ты, бэби… Не туда идешь…» — Я только что вспоминал детство, когда я слушал; Бенни Гудмена, — сказал он. Нед посмотрел на него _ некоторым недоумением.
— Бенни Гудмена? — фыркнул Хардести. — Да, я люблю кантри, только настоящее, а не то, что играют эти сосунки. Например, Джим Ривс. Вот это я люблю.
Льюис чувствовал дыхание шерифа, отдававшее пивом и какой-то гнилью, будто он наелся помоев.
— Ну, вы моложе меня, — сказал он, чуть отодвигаясь.
— Я хотел сказать, что мне очень жаль, — вмешался Нед, и Льюис в упор взглянул на него, пытаясь понять, чего ему жаль. Хардести помахал викингу Анни, требуя еще один графин.
Льюис вспомнил что-то, что было утром и потом, во время поездки… старые клены… волшебный лес, который он видел с удивительной ясностью.
Не туда идешь ты, бэби, не туда идешь…
Но теперь он был не в лесу, к все равно все оставалось странным, непонятным, как в сказке…
Не туда идешь…
Хардести наклонился вперед и открыл рот. Льюис видел его налившиеся кровью глаза.
— Вот что я вам скажу. Мы нашли четырех мертвых овец. Глотки перерезаны, а крови нет. Что вы об этом думаете?
— Вы же шериф. Что вы думаете? — Льюису приходилось кричать, чтобы было слышно за грохотом музыки.
— Я думаю, что это чертовски странно, — прокричал Хардести в ответ. — Чертовски странно. По-моему, ваши приятели-адвокаты что-то об этом знают.
— Не похоже, — сказал Нед. — Но мне нужно встретиться с ними, чтобы они что-нибудь написали о Джоне Джеффри для газеты. И вы, конечно, тоже.
— Написать о Джоне для «Горожанина»?
— Ну да, слов сто-двести. Что-нибудь хорошее.
— Но зачем?
— Господи, не хотите же вы, чтобы о нем говорил только Омар Норрис, — Хардести прервался, открыв рот. Льюис оглянулся на Норриса — тот все еще размахивал руками среди толпы слушателей. Ощущение, что случилось что-то ужасное, не покидавшее его весь день, теперь УСИЛИЛОСЬ.
Нед перегнулся через стол и взял его за руку.
— Ах, Льюис. Я был уверен, что вы знаете.
— Меня не было весь день. Я… а что случилось?
«Годовщина Эдварда», вдруг вспомнил он, уже зная, что Джон Джеффри мертв.
— Он прыгнул с моста, — сказал Хардести. — Сегодня утром. Похоже, умер еще до того, как ударился о воду. Это все видел Омар Норрис.
— Он прыгнул с моста, — тихо повторил Льюис. Почему-то он пожалел, что не сбил машиной ту женщину — по какой-то абсурдной причине ему показалось, что тогда Джон был бы в безопасности.
— Мы думали, Сирс или Рики сказали вам. Они согласились помочь с похоронами.
— Господи, хоронить Джона, — Льюис встал и слепо, ничего не различая сквозь внезапно нахлынувшие слезы, пошел прочь.
— Не хотите что-нибудь сообщить по этому поводу? — крикнул вслед Хардести.
— Нет. Нет. Я ничего не знаю. Мне нужно повидать остальных.
Льюис налетел на Джима Харди, сидящего за столом рядом с той же девушкой.
— Прости, Джим, — сказал он и хотел отойти, но Джим поймал его за рукав.
— Мистер Бенедикт, эта леди хочет с вами познакомиться. Она остановилась в нашем отеле.
— У меня нет времени. Надо идти, — но рука Харди не отпускала его.
— Ну, подождите. Она меня очень просила. Ее зовут Анна Мостин.
Льюис впервые после того, как поймал взгляд девушки, посмотрел на нее. Он увидел, что она не так молода, около тридцати. Она совсем не походила на обычных подружек Джима Харди.
— Анна, это мистер Льюис Бенедикт. Я думаю, он самый красивый старикан во всем этом чертовом штате, и он это отлично знает.
Девушка привлекала его внимание все больше. Она определенно кого-то напоминала, может быть, Стеллу Готорн. Он совсем не помнил, как выглядела Стелла в тридцать.