— Семьдесят семь.
— Почему именно семьдесят семь?
— Потому что на двадцать восьмой фотографии он со всей определенностью опознал Марка Прайса, а на семьдесят седьмой — Гарри Корниша.
— Вы что же, хотите тем самым сказать, что в этом северо-восточном районе Лондона на заметке у полиции находилось ровно семьдесят семь молодых белых мужчин?
— Нет, сэр.
— Тогда, наверное, гораздо больше?
— Да, сэр.
— Сколько же снимков из архива было в то утро в вашем распоряжении, мистер Бернс?
— Около четырех сотен.
— Около четырехсот. И тем не менее вы остановились на семьдесят седьмом снимке.
— Но свидетель был совершенно уверен, что это они.
— И мистеру Пателю не была предоставлена возможность увидеть остальные триста двадцать три снимка?
Долгая пауза.
— Нет, сэр.
— Детектив инспектор Бернс, мой клиент, мистер Прайс, довольно плотный белый мужчина лет примерно двадцати пяти, с выбритой головой. Вы что же, хотите сказать суду, что в вашей картотеке, где около четырехсот снимков, не могло оказаться еще одного похожего на него мужчины?
— Нет, я не могу этого сказать.
— А я, в свою очередь, могу предположить, что таких снимков наберется с десяток. Сегодня на улицах полным-полно круглолицых молодых людей, которые бреют голову наголо. Они практически неразличимы, все на одно лицо. И, однако же, мистеру Пателю не была представлена возможность хотя бы одним глазком взглянуть на похожее лицо среди этих самых четырехсот снимков?
Молчание.
— Вы должны ответить, мистер Бернс, — осторожно подсказал судья.
— Нет, сэр, не была.
— И среди оставшихся снимков могло оказаться еще одно лицо, похожее на мистера Прайса. Но у мистера Пателя не было возможности сравнить, вернуться к первому снимку, как следует разглядеть их, сопоставить, прежде чем сделать окончательный выбор?
— Может быть, и так, сэр.
— Благодарю вас, мистер Бернс. Вопросов больше нет.
Положение становилось угрожающим. Упоминание о круглолицых молодых людях с бритой наголо головой, которые «все на одно лицо», озадачило мистера Стейна. Он тоже смотрел телевизор и представлял, как выглядят в массе своей бесчинствующие фанаты.
Мистер Карл Бейтмен был сух и лаконичен в своих показаниях. Просто описал, как мужчину в бессознательном состоянии привезли в Лондонский королевский госпиталь, как его осматривали и какие анализы проводили перед тем, как отправить в отделение нейрохирургии. Тем не менее, едва он умолк, Вэнситарт снова поднялся со своего места:
— Хотелось бы услышать одно маленькое уточнение, мистер Бейтмен. Вы осматривали правую руку пациента?
Бейтмен растерянно хмурился.
— Да, осматривал.
— Во время поступления или позже?
— Позже.
— Очевидно, по чьей-то просьбе?
— Да.
— Чьей именно, позвольте узнать?
— Детектива инспектора Бернса.
— И, по всей видимости, мистер Бернс просил вас проверить, не повреждены ли у больного костяшки пальцев правой руки, так?
— Да, сэр.
— И были ли выявлены повреждения такого рода?
— Нет.
— Скажите, как долго вы работаете в отделении срочной помощи?
— Десять лет.
— Так что врач вы, без сомнения, очень опытный. И вам наверняка доводилось видеть следы самых жестоких побоев, нанесенных кулаком по лицу, а также повреждений, которые остаются при этом на костяшках пальцев?
— Да уж, доводилось.
— И когда человек наносит удар кулаком с такой силой, что разбивает обидчику нос, ломает его в двух местах, пусть даже нос этот принадлежит человеку более крупному и сильному, скажите, должны остаться на костяшках пальцев следы?
— Думаю, да.
— И каков же процент возникновения такого рода повреждений? Примерно восемьдесят из ста, да?
— Примерно так.
— Повреждения кожи, синяки на пястных костях? Ведь они такие тонкие и хрупкие, эти пястные косточки?
— Да, скорее всего, синяки на пястных костях.
— Примерно, как бывает у боксеров, да?
— Да.
— Но ничего подобного на пальцах правой руки этого трагически погибшего человека вы не обнаружили?
— Нет.
— Благодарю вас, мистер Бейтмен.
Откуда Карлу Бейтмену было знать, что хромой мужчина нанес Прайсу по лицу куда более искусный и опасный удар. И бил при этом вовсе не крепко сжатым кулаком и наотмашь. Он ударил его нижней изогнутой частью ладони, рука его взлетела от пояса, и удар пришелся по носу снизу вверх. И не обладай Прайс поистине бычьим телосложением и силой, не будь он закален в уличных драках, хромой наверняка сбил бы его с ног, и тот мог даже потерять сознание.
Затем показания начал давать нейрохирург Пол Уиллис, но никаких вопросов к нему у Вэнситарта не возникло. Чего нельзя было сказать о докторе Мелроузе из больницы на Сент-Эннз Роуд.
— Скажите мне, доктор Мелроуз, когда вы осматривали нос мистера Прайса в прошлый вторник, где-то между пятью и пятью тридцатью вечера, кровь в ноздрях у него была?
— Да, разумеется.
— Свернувшаяся или жидкая?
— И та, и другая. У края ноздрей сгустки свернувшейся крови, ну а внутри жидкая, еще не успевшая свернуться.
— Ну а затем вы обнаружили два перелома кости и смещение хрящевых тканей?
— Да.
— Ну и постарались вернуть хрящи на место и вправить кости, придав тем самым носу прежнюю форму, а затем наложили повязку, чтоб заживление шло своим естественным путем, так?
— Да, именно так.
— Ну а если б, допустим, пострадавший проявил легкомыслие и не сразу обратился бы в больницу, а пытался бы самостоятельно и не взирая на боль вправить сломанные кости, это б вызвало новое кровотечение?
— Да, разумеется.
— Не могли бы вы сказать, сколько примерно времени прошло с момента получения вашим пациентом этой травмы и его обращением в больницу?
— Несколько часов, это точно.
— Нельзя ли поконкретней? Через сколько именно часов? Три? Десять? Больше?
— Сложно сказать. Нельзя определить с такой степенью точности.
— Тогда позвольте выдвинуть одно предположение. Молодой человек выходит в понедельник вечером прогуляться, напивается в пабе и по пути домой решает помочиться в придорожную канаву. Но тут он спотыкается о неровный бордюрный камень, падает лицом вперед и ударяется носом об откидной борт припаркованного у обочины грузовика. Может это вызвать увиденные вами повреждения?