— Ну, почти каждую ночь, — сказал Дэйви, принимая ее невысказанные возражения. — Может быть, тебе надо пройти курс терапии, но, по-моему, ты еще слишком молода для климакса. Когда это произошло с моей матерью, у нее уже было много седых волос, ей было за пятьдесят, и она превратилась в самую настоящую стерву. Как минимум год она была просто невыносима.

— У каждой это проходит по-разному. И бояться тут абсолютно нечего.

— Во время климаксов у женщин не бывает менструаций. А у тебя она недавно была.

— И продолжалась две недели, а потом ничего не было шесть недель.

— Мне неинтересно выслушивать эти кровавые подробности.

— Ну и правильно, кровавые подробности оставь мне. Но все будет хорошо, вот увидишь. Это только временно.

— Я очень надеюсь, что временно!

На что временное он так надеется? Климакс? Старение? Нора прильнула к мужу и положила руку ему на плечо. Дэйви отвернулся. Нора поцеловала его в затылок, и другая ее рука скользнула вдоль его тела вниз. Он не пытался делать вид, что не замечает этого, и не пытался оттолкнуть ее руку, он сопротивлялся лишь мгновение, затем повернул к ней лицо и обнял ее, и тогда Нора медленно ввела его в себя. Щека его была мокрой.

— О, родной мой. — Нора откинула голову и увидела, что из глаз его катятся слезы. Дэйви вытер лицо и крепче прижал ее к себе.

— Бесполезно...

— Все наладится.

— Я не знаю, что делать.

— Попробуй рассказать о том, что тебя волнует, — сказала Нора, чуть не прибавив «для разнообразия».

— Думаю, я действительно должен все тебе рассказать.

— Вот и хорошо.

Теперь у него был неприязненный и какой-то вороватый взгляд.

— Ты, наверное, заметила, что последнее время я немного встревожен. Это из-за того, что случилось за десять лет до нашей с тобой встречи. — Он снова уставился в потолок, а Нора обняла себя за плечи, с таким знакомым отчаянием приготовившись выслушать очередную историю, которая наверняка будет иметь гораздо большее отношение к Хьюго Драйверу, чем к подлинной истории Дэйви. — Мне было тогда плохо, потому что Эми Рэндольф окончательно порвала со мной.

Нора уже много слышала об Эми Рэндольф, красивой и роковой поэтессе-фотографе-сценаристке-художнице, которую Дэйви встретил в колледже. Он потерял с Эми свою невинность, она же потеряла свою с собственным отцом (если только это не было очередным художественным преувеличением). Закончив колледж, они путешествовали по Северной Африке. Эми флиртовала с каждым симпатичным мужчиной, попадавшимся на пути, и безжалостно тиранила тех, кто отвечал ей взаимностью. Наконец их депортировали из Алжира, и они вернулись и сняли квартиру в Виллидже. Эми периодически попадала в больницу — дважды из-за попыток самоубийства. Она фотографировала мертвецов и наркоманов. Она не интересовалась сексом. Дэйви однажды сказал Норе, что Эми была так умна, что он не бросал ее, боясь остаться без общения с этой женщиной. В конце концов она все-таки лишила его своего общества, сняв квартиру вместе с румынской эмигранткой, которая была старше Эми и редактировала какой-то интеллектуальный журнал. Дэйви никогда не рассказывал Норе, что испытал, когда Эми его бросила, и чем занимался со времени разрыва до встречи со своей будущей женой.

— Ну что ж, — сказала Нора. — Как бы там ни было, все случившееся вряд ли было намного более странным, чем сама жизнь с Эми.

— Это ты так думаешь, — сказал Дэйви.

19

— Было это примерно через месяц после ухода Эми. Знаешь, я, кажется, был даже рад за нее. Кое-кто решил, будто я должен быть убит горем, оттого что она меня бросила, но я не понимал почему. Все равно Эми была равнодушна к сексу, так что глупо было делать вид, что больше оплакиваешь то, чего она почти не делала, чем то, каким человеком она была. В общем, примерно через месяц я перекрасил в квартире стены, развесил на них новые репродукции, купил классную стереосистему и кучу новых пластинок. Как только я находил что-нибудь, что напоминало мне об Эми, я тут же выкидывал это. Пару раз она звонила, но я вешал трубку. Ведь все было кончено, правильно?

— Ты был очень зол, — сказала Нора.

Дэйви покачал головой.

— Не помню, чтобы я злился на Эми. Просто не видел смысла говорить с ней.

— О'кей. — Свесив руку с кровати, Нора подняла с пола лифчик и блузку. Лифчик она сунула в ящик для белья, а блузку надела.

— Я не злился на Эми, — продолжал Дэйви. — Все кругом говорили мне, что я должен злиться, но я не злился. Разве можно злиться на сумасшедших...

Нора сдалась и кивнула.

— Но что-то со мной творилось неладное. Закончив переоборудование квартиры, я перечитал романы Хьюго Драйвера — все три; читал по вечерам, когда возвращался домой с работы. А потом я еще раз перечитал «Ночное путешествие». Я чувствовал себя Маленьким Пиппином.

Другими словами, подумала Нора, он чувствовал себя так, словно Эми убила его.

— Так тоскливо было сидеть в квартире одному, но друзей-то у меня почти не было: с Эми это, знаешь ли, было сложно. К родителям я идти не хотел, потому что они ненавидели Эми и без конца повторяли, мол, как же мне повезло, что она ушла. Это был очень странный период. Иногда я сидел ночи напролет, тупо уткнувшись в телевизор. Или слушал все выходные одну и ту же музыку.

— И наркотики, наверное, пробовал... — сказала Нора.

— Пробовал. Эми всегда ненавидела наркотики, поэтому, думал я, раз уж теперь свободен... Знаешь, был у нас в отделе писем парень по кличке Бэнг-Бэнг — он торговал наркотиками. Отец, кстати, был не в курсе. В один прекрасный день я увидел, как этот парень выходит из отдела. Я посмотрел на него, он посмотрел на меня, и мы вместе вышли на улицу. Я купил немного кокаина и травки и делал так в течение примерно года. На работе ничего подобного себе не позволял, но как только возвращался домой, представляешь, наливал себе стакан бомбейского джина со льдом, делал две хороших понюшки кокаину, сворачивал «косяк» и устраивал вечеринку до того момента, когда пора было ложиться спать. А иногда и вовсе не ложился. Мне ж тогда было тридцать — тридцать один, и нескольких часов сна хватало. Утром принимал душ, брился, переодевался и шел на работу.

— И в один прекрасный день ты встретил эту девушку-скаута...

— Ты уверена, что хочешь знать об этом?

— Почему было просто не сказать: «Нора, однажды в ту пору, когда я баловался наркотиками, я встретил эту взбалмошную девчонку, и мы стали сходить с ума вместе»?

— Не могу, потому что все не так просто. Ты должна сначала представить, в каком я был состоянии, чтобы понять, что случилось дальше. Иначе мой рассказ не имеет смысла.

Нора подумала: о чем бы он ни собирался ей рассказать — будет он строго придерживаться фактов или нет, — наверняка рассказ закончится какой-нибудь моралью. Сейчас еще, чего доброго, выяснится, что по выходным он наряжался панком.