Волк оскалил зубы, прорычал:
— Еще одно такое слово, и я вырву твой хвост, пернатое!
— За что? — воскаркал ворон.
— За измену! — рыкнул волк.
Он подпрыгнул, ворон поспешно взлетел выше.
— Это не измена, — закричал он в возмущении, — а свободное изъявление мыслей! Мы вправе критиковать и сомневаться!.. А ты, ты — тупой, ограниченный, узколобый…
— Это у меня узкий лоб? — ахнул волк. — А ну иди сюда, померяем лбы!
— Я не в том смысле, — каркнул ворон, — я в аллегорическом толковании…
Я посматривал на небо, с севера наползают темные тучи, подул внезапно холодный ветер. У природы нет плохой погоды, но у нее есть плохое чувство юмора: возьмет и накроет ливнем, да еще влупит градом размером с куриное яйцо, а когда доберемся под крышу, все стихнет и разом засияет ласковое солнышко.
Волк и ворон вроде бы на чем-то помирились, углубились в теоретический спор насчет скрытого смысла в мудрости «И волки сыты, и овцы целы». Кажется, пришли к выводу, что волки сожрали пастуха и собаку, затем ворон спросил, что значит «Волка ноги кормят», волк объяснил, что там мяса больше, ребра не такие сытные.
А с южной стороны, где небо синее-синее, проступают на его безмятежности жутко и нечеловечески мертвые каменные башни. Ливни и снегопады не смыли въевшуюся копоть, не изгладили навсегда вкипевшую жуть. Сердце мое стиснули невидимые пальцы. Остатки высоких башен, городских стен, почерневшие остовы добротных каменных домов…
Под конскими копытами перестала чавкать размокшая земля, послышался сухой короткий стук, словно давний пожар настолько иссушил землю, что стала каменной. Городская стена из массивных каменных глыб почти везде уцелела, только на месте ворот жуткий пролом, словно выбито тараном размером с сами створки, снеся заодно и края стен. От домов только каменные короба, земля кое-где заросла сорняками, жесткими, озлобленными, живучими.
— Что за напасть здесь побывала? — пробормотал я. Настороженно огляделся, но городок мертв, десятка два каменных домов — руины, от остальных, деревянных, остались только каменные печи или камни очага. — Что-то страшное… Если просто пожар, то сразу же отстроили бы!..
Волк бежал впереди, все слышит, но не оглянулся. Ворон каркнул над ухом:
— Здесь был славный и богатый город! И люди жили мирно и счастливо. Но прошел Черный Убийца…
— Это кто, — спросил я, — чума или сап? Или холера?
Ворон буркнул:
— При чем здесь холера? Так звали одного знаменитого разбойника. Он не знал жалости, а людей убивал просто так, чтобы позабавиться. Нравилось ему слышать крики и стоны. И город сжег просто так, без причины. Захотелось посмотреть на большой пожар. И проверить, много ли людей успеет выскочить за городские стены, если город поджечь со всех сторон.
Я спросил невольно:
— И… много?
— Мало, — ответил ворон. Подумав, добавил: — Но и тех он велел прибить живыми к деревьям вон той рощи, что тянется вдоль дороги. Чтобы их видели все, кто будет ехать… потом.
Дома остались позади, звонкий стук копыт сменился мягкой поступью по влажной земле. Я оглянулся на город, пальцы стиснулись в кулаки. Я не садист, но, попадись мне этот убийца, самого бы прибил за руки и ноги к дереву, распорол бы брюхо, и пусть смотрит на свои вывалившиеся кишки, и как их начинает жрать мелкое лесное зверье. И пусть это нерационально, но смертная казнь — вовсе не высшая мера. Высшая мера — заставить пережить все то, что испытали его жертвы.
Ближе к полудню вдали показался город, настоящий город, обнесенный стеной, пусть и деревянной, так что город. Будь он в сто раз крупнее, но не огорожен хотя бы изгородью — уже село, а не город. Так же точно деревня, будь в сто раз больше села, но если нет в ней церкви или дискотеки, то все равно деревня-раздеревня…
Королева все норовила пустить коня вперед, я взмахом длани бросил ввысь своего чернокрылого и вообще черно-мастного сокола, он каркнул недовольно, но цель захвачена, послушно пошел в нужную сторону, благоразумно набирая высоту во избежание нежелательных случайностей.
Волк бросил ревниво:
— А я пробегусь вдоль стены, хорошо?
— Действуй, — одобрил я и добавил важно: — Это просто необходимо знать, как у них со стенами.
Волк умчался, очень довольный, королева посмотрела критически, но смолчала. Однако в глазах выражение изменилось, начинает присматриваться ко мне так, будто я не тот громила, за какого себя выдаю, а нечто такое, что даже книжки всякие читает. Ни фига, случай подвернется, я такое выдам, что сразу в ни разу не грамотные запишешь.
Оранжевое солнце вгоняет раскаленные гвозди прямо в темечко, даже тень юркнула под конское брюхо и там семенит потихоньку, страшась высунуть хотя бы кончик носа. Вообще едем в бестеневом мире. Ворон вернулся, сложил крылья где-то на высоте пролетающих уток и плюхнулся на плечо со свистом авиационной бомбы. Я пошатнулся, но не вылетел из седла, уже привыкаю, да и понял, что для ворона это все равно что для меня вздуть мускулы и гордо выпрямиться, он тем самым тешит свой комплекс неполноценности, все время доказывает, что на самом деле тяжелый, как слон.
— Все тихо, — доложил он буднично. — Еще не ночь, а все лавки закрыты. Базар пуст, народ сидит по домам.
— В жару все прячутся, — сказал я знающе, — но, когда жара спадет, выползут, куда денутся.
Волк встретил нас у самых ворот, открыты настежь, хотя мне казалось, что — когда только увидели город издали, на месте этого зияющего прохода были сомкнутые створки. Проехали под аркой, ни одного стражника, что собирают мыто за въезд, тихо и на прилегающей улице. Я насторожился, слишком пустынно, а в тихом городе черти водятся, королева ахала, восторгалась архитектурой и деревянными мостовыми. Палящее солнце злобно нависает и над городскими кварталами, по улицам как будто жаровни с углями носили весь день, все высушено, все спряталось от жары.
Инстинктивно я старался ехать по освещенному солнцем, избегая теней. Королева сказала щебечуще:
— Вон там на перекрестке хороший постоялый двор!
Я осмотрелся:
— Чем он лучше остальных?
— Окнами на площадь! Я люблю видеть людей утром.
Я буркнул:
— Тоже мне — королева!
— А что не нравится?
— Королева должна смотреть на цветы. И еще на порхающих бабочек над цветами, что занимаются опылением. Опыление — это такой способ размножения у цветов и вообще растений, даже у деревьев. По этому поводу даже анекдоты есть…
Она прервала:
— Избавьте меня от ваших варварских анекдотов!