Пухов уже начал было мысленно поминать недобрым словом бывшего главу службы безопасности Республики Гулистан Нура, сидевшего с простреленной головой в кресле в кабинете хозяина мотеля «Глория», как вдруг заметил миновавшую паспортный и таможенный контроль девушку с полузакрытым по арабскому обычаю пестрым платком лицом. На ней было длинное темное платье, багаж ее составляла единственная сумка, переброшенная на длинном ремне через плечо.
Майор вспомнил, что не существует для мужчины большего унижения и позора, нежели перевоплотиться в женщину. Особенно для пожилого мужчины. Для шейха. В молодую женщину. Причем путешествующую в одиночестве.
Майор Пухов понял, что ислам поистине великая, наступательная религия уже хотя бы потому, что превращает столетних старцев в молоденьких девушек. Он с грустью подумал, что нелепые на первый взгляд разговоры об исламизации России отнюдь не бред. Россия была слишком велика, слишком малолюдна, слишком растеряна и деморализована, чтобы противостоять фантастической силе, превращающей столетнего шейха в юную ханум.
Майор Пухов мог прямо здесь в Шереметьево-2 пристрелить шейха Али, но, во-первых, он устал сегодня убивать людей, во-вторых, еще одно убийство принципиально ничего не меняло ни в его личной судьбе, ни в судьбе России.
Он догнал девушку, осторожно тронул за плечо.
– Хазрет, – артикулированно и внятно произнес майор Пухов по-арабски, когда шейх Али обернулся и увидел не столько его лицо, сколько шевелящиеся губы, – мне поручено вас встретить, но я не смогу проводить вас к генералу Саку, потому что все выходы из аэропорта и все дороги в город сейчас перекрыты русскими агентами. Страна на грани введения чрезвычайного положения. Они проверяют все машины без исключения. Генерал Сак не чувствует себя вправе рисковать святыней ислама, духовным отцом наших героев – шейхом Али. Вы должны немедленно покинуть Россию. Ближайший подходящий международный рейс – на Каир – через пятнадцать минут. Я получил приказ отправить вас этим рейсом. В случае неисполнения я буду предан смерти. Моя жизнь в вашей воле, хазрет… – смиренно опустил глаза.
– Ты ошибаешься, – механическим голосом глухонемого произнес шейх Али. Воспроизводящие речь глухонемые, как известно, не властны над тембром своего голоса. В детстве глухонемой сверстник Пухова (им было по десять лет), к Примеру, разговаривал голосом старика. Шейх Али произносил слова голосом пережившей трагедию девушки. – Я не знаю, кто ты, но знаю, что это моя жизнь в твоих руках. – Глаза шейха гневно блестели из-под пестрого платка. Со стороны, вероятно, могло показаться, что усатый наглец майор Пухов (Hyp) с издевательски почтительным видом шепчет на ушко честной, прилетевшей из Иордании – как известно, страны высокой нравственности – девушке скабрезности. – Кто ты? Ты не тот человек, который должен был меня встретить. Ты сможешь говорить со мной, как я привык?
– Постараюсь, – перешел на язык глухонемых майор Пухов, – хотя не могу утверждать, что это для меня легко. Арабский – не мой родной язык.
– Твои возможности значительно превосходят возможности обычного человека, – констатировал шейх Али. – Мне бы не хотелось иметь тебя в числе своих врагов. Я не собираюсь причинять зла твоей стране, твоему народу. Напротив, скорее речь идет о спасении.
– Я тоже не собираюсь причинять вам зло, хазрет, – ответил Пухов, – и тоже веду речь о спасении, вашем спасении. У нас осталось десять минут. Если вы не улетите в Каир, хазрет, я буду вынужден пристрелить вас на месте или сдать Интерполу, вон их комната, они оценили вашу голову в миллион долларов. И последнее, хазрет, я хочу оставить себе вашу сумку. Вы улетите в Каир с одним лишь паспортом.
– В моей сумке нет денег!
– Я знаю, хазрет, что вы с рождения не осквернили свои руки прикосновением к деньгам. Я сам куплю вам билет в Каир. Не заставляйте меня делать то, чего мне не хочется, хазрет! – Пухов уже знал, как застрелит шейха Али. Будто бы от избытка чувств прижмет столетнюю девушку к себе и выстрелит сквозь плащ из «Fovea» (он не свинтил с дула глушитель) ей под лопатку. После чего бережно усадит в ближайшее кресло, а сам с озабоченным видом устремится к аптечному ларьку у выхода.
– Паспорт лежит наверху, – похоже, решил не искушать судьбу шейх Али, протянул сумку Пухову.
– Вы сделали правильный выбор, хазрет, – майор Пухов подхватил шейха под руку, устремился с ним к окошку «Egypt Air».
В это время года самолеты из Москвы в Каир летали полупустыми. Майор не сомневался, что для шейха Али отыщется местечко. Не сомневался Пухов и в том, что шейх Али попытается дать знать о случившемся генералу Саку. Он не сможет сделать это из самолета национальной египетской авиакомпании. В Египте боевая организация шейха Али – «Армия ислама» – считалась вне закона. Египет, по мнению шейха Али и его последователей, был плохой, предавшей идеалы истинной веры, страной. При всем желании шейх Али сможет связаться с генералом Саком не раньше чем через четыре с половиной часа.
Майор Пухов подумал, что у него впереди целая жизнь.
– Ты еще можешь к нам присоединиться, – обернулся шейх Али к майору Пухову, протягивая паспорт пограничнику.
До вылета оставалось семь минут.
Майору хотелось своими глазами увидеть, как герметическая дверь самолета закроется за столетней девушкой – шейхом Али. Генерал Толстой весьма кстати выправил несколько месяцев назад Пухову пластиковую карточку за подписью аж самого президента России, предоставляющую право ходить по Шереметьеву-2 как по собственной квартире.
– Я знаю, ты их тех людей, которые добиваются поставленных целей, – продолжил шейх Али, – но ты выступаешь на стороне обреченного дела. Твои успехи, какими бы значительными они тебе ни казались, всего лишь отдельные тактические успехи в проигранной на небесах битве. Возможно, тебе удастся на несколько мгновений отсрочить неизбежное, но в этом случае ты потеряешь жизнь. Я понимаю, это судьба героя, но героями в этом мире становятся те, кто угадывает и помогает ходу истории. Кто противится – исчезают бесследно, хотя, конечно, они-то и есть истинные герои. Можешь дальше меня не провожать. Я смогу связаться со своими друзьями в России не раньше чем через… – посмотрел на часы, – четыре часа. Думаю, к этому времени ты будешь далеко отсюда.
– Вам ведом ход истории, хазрет? – Пухов понял, что старик не обманет. Вернее, не сможет обмануть при всем своем желании. Обман иноверца отнюдь не считался у мусульман грехом.
– Да. Он в том, что ислам не есть пропасть, в которую уготовано свалиться России, а пробившийся к ней сквозь стену корень, ухватившись за который, она может зацепиться и вылезти из пропасти. По сравнению с тем, что ждет Россию, ислам для нее – достойная и счастливая жизнь в сообществе дружественных народов.
– Прощайте, хазрет, – сумка шейха Али была легка, как жребий обреченного. Майор Пухов почти не ощущал ее на своем плече.
– Прощай, – глаза столетней девушки наполнились тысячелетним правоверным гневом, – и будь ты проклят!