Глава миссии мормонов в России платил наемным служащим в установленные сроки точно и исправно, как электронные часы.
Джонсон-Джонсон не на шутку заинтересовался таким ранее неизвестным ему русским словом, как «неплатежи». Мормона поразило, что люди, виновные в неплатежах, каким-то образом уходят от наказания. Он ввел этот сугубо российский финансовый термин в библейскую поисковую спецпрограмму и, торжествуя, предъявил Илларионову распечатку с описанием аналогичной ситуации в Древнем Вавилоне. Министр общественных работ в правительстве царя Навуходоносора некто Рамтапаласар заключил подряд с одной иудейской строительной фирмой на ремонт сильно попорченной боевыми слонами дороги между городами Рак и Фатала. Иудейский подрядчик выполнил работу в срок и с надлежащим качеством, как было условлено в контракте. Министр будто бы перевел ему оговоренную сумму через банк, но на расчетный счет фирмы деньги не поступили. По прошествии месяца – Джонсон-Джонсон напомнил, что речь идет не о российской банковской системе, худо или бедно, но все же оснащенной компьютерными линиями связи, а о Древнем Вавилоне – Рамтапаласар был найден утопленным в канале с привязанным к ногам каменным масличным жерновом – как известно, именно так в те времена наказывали злостных (то есть уклоняющихся не по бедности или из-за временных трудностей, а исключительно по злому умыслу) должников.
Джонсон-Джонсон заметил, что во все времена и эпохи неплатежи считались серьезнейшим финансовым преступлением, за которое немедленно следовала кара, и только в конце XX века во вставшей на рыночный путь России неплатежи не вызывают в обществе не только отчаянья, протестов, огорчения, но и стремления каким-нибудь образом с ними покончить. «О чем же это, на ваш взгляд, свидетельствует?» – поинтересовался позорно и безнадежно смирившийся с неплатежами Илларионов. «Как минимум о трех вещах, – ответил господин Джонсон-Джонсон. – О том, что переход России к рынку, ее вхождение в мировую хозяйственную систему, конечно же, чисто условно. О том, что деньги в России, даже такие серьезные и уважаемые в мире деньги, как доллары США, представляют из себя нечто совершенно иное, служат каким-то совершенно иным целям, нежели в большинстве стран мира. Наконец, это свидетельствует о том, что песенка денег как всеобщего эквивалента, меры стоимости всех на свете вещей, в сущности, спета. Я полагаю, – задумчиво добавил Джонсон-Джонсон, – именно это – начало конца денег, а вовсе не крах в результате перенапряжения от гонки вооружений мировой социалистической системы – явилось истинной причиной вашей великой капиталистической революции».
Вторым финансовым камнем преткновения для господина Джонсона-Джонсона оказалось такое навязанное ему российскими сотрудниками фирмы понятие, как премия. Мормон никак не мог составить ясного представления: ни как ее следует рассчитывать; ни почему нельзя от нее отказаться, а просто взять да прибавить сотрудникам жалованье; ни почему премию полагается выплачивать раз в квартал, но на самом деле надо разделить на четыре и платить каждый месяц, а потом всю сумму («Это у нас в России каждому ребенку известно», – гневно объяснила Джонсону-Джонсону бухгалтерша) еще и раз в квартал. Как бы там ни было, но практичный, да к тому же имевший склонность к исследованиям в области социальной психологии мормон, похоже, решил, вослед великому Гиппократу, познать (вылечить?) подобное подобным, то есть окончательно разгадать загадку неплатежей с помощью невыплаты, точнее, крайне запутанной и несинхронной полувыплаты премий.
– Так точно, господин Джонсон-Джонсон, – подтвердил Илларионов. – Премию я не получал.
– Ежемесячную или квартальную? – уточнил хитрый мормон.
Илларионов вдруг поймал себя на том, что не помнит. Ему нравилась его нынешняя работа у Джонсона-Джонсона. Он с удовольствием занимался превращением Библии в компьютерный гиперроман и совсем не думал о премиях. Илларионов заметил, что, как только у него появилось достаточно денег, чтобы не думать о хлебе насущном, он перестал думать не только о хлебе насущном, но и о деньгах.
– Понятия не имею, – рассмеялся Илларионов. – Поинтересуйтесь у бухгалтерши.
– Андрей Терентьевич, – рассмеялся в ответ мормон, – вы предлагаете мне – работодателю – поинтересоваться у бухгалтерши, сколько я вам задолжал, потому что вы – работник – не помните, не придаете этому значению, или вам недосуг самому узнать?
– Проблема решается двумя способами, – сказал Илларионов, – и, честно говоря, для меня не имеет существенного значения, какой вы выберете.
– Двумя? Это интересно, – поднялся из-за стола, прогулялся по разноцветным на выскобленном до желтой белизны полу коврикам-антеннам Джонсон-Джонсон. – Все, последовательно сменявшие друг друга земные цивилизации, в том числе и милая моему сердцу современная западная протестантская, стояли, а моя пока еще продолжает стоять, на осознании непреложного факта, что эта проблема решается одним-единственным способом, а именно – неукоснительной выплатой денег за сделанную работу. Назовем это макрокомандой, изначально заложенной во все компьютерные программы нашей цивилизации. Да, конечно, существует специально установленный диспаритет цен между сырьем и технологиями, экспорт грязных производств, кабальные займы международных финансовых организаций, сверхприбыль, получаемая в результате того, что китайцу или корейцу платят намного меньше, чем американцу или немцу, не мне вам это объяснять, Андрей Терентьевич. Но причинно-следственные связи, очерченные желанием одних заработать и получить доллар, а других напечатать и заплатить этот самый доллар за предложенный товар – это и есть границы западной цивилизации, ее, так сказать, внутренний и внешний мир. Если выбить этот камень из фундамента, Андрей Терентьевич, западная цивилизация, а вместе с ней весь так называемый Божий мир рухнет. Честно говоря, мне странно, что наши стратеги из разведок и госдепа не понимают простой вещи: сейчас мнимо побежденная и разоренная Россия представляет куда более сильную угрозу западной цивилизации, чем когда была ядерной сверхдержавой. Простите, что отвлекся, Андрей Терентьевич. Что же это за способы?
– Первый: я сам узнаю у бухгалтерши насчет премии и скажу вам, – ответил Илларионов. – Второй: считайте, что я уже получил эту чертову премию, и вы, стало быть, мне ничего не должны.
– Андрей Терентьевич, – покачал головой Джонсон-Джонсон, – ваши слова подтверждают мои наихудшие опасения. Впрочем, я предлагаю вам третий способ решения проблемы!
– Господин Джонсон-Джонсон, – сказал Илларионов, – фраза «Умом Россию не понять» означает лишь то, что любую проблему можно решить не тремя, а тысяча тремя способами. Кто это усвоил, тот, как правило, перестает испытывать трудности, связанные с пониманием России. Русские – это не национальность, это своеобразное – не мне судить, правильное или нет, – отношение к миру, к основам бытия.
– В таком случае, считайте меня русским, господин Терентьев, – мормон подвел Илларионова к электронному сейфу в стене, особенно не таясь, набрал код. Сейф коротко, как настигнутая в ночном поле совой мышь, пискнул. Джонсон-Джонсон открыл дверцу. На одной из полок плотно лежали пачки новейших – федеральное казначейство США ввело их в обращение в апреле 1999 года – двухсотдолларовых купюр с портретом президента Кеннеди. Эти купюры отличались нехарактерным для американской валюты красным отливом, как если бы Independens Hall вместе с окружающим его на обратной стороне купюры пейзажем, включая двух прогуливающихся муравьев-людей, погружался в закатные («Закат Европы»?) сумерки. – Возьмите сколько считаете нужным, Андрей Терентьевич, – махнул рукой глава миссии мормонов в России.