Халилычу можно было дать тридцать, но можно и шестьдесят. Мехмед давно обратил внимание, что в компании относительно молодых людей и Халилыч казался молодым, рисковым, энергичным, неутомимым в веселье и удовольствиях. В компании же людей пожилых, солидных, умудренных опытом и деньгами Халилыч, как правило, был грустен, немногословен, меланхоличен, то есть вел себя именно так, как и должен себя вести много повидавший и много заработавший человек.
В советские времена Халилыч работал в строительстве, в металлургии, на железнодорожном транспорте, пока наконец не закрепился на должности директора крупного птицекомплекса в Кустанайской области. По слухам, только развал Союза помешал Халилычу стать Героем Социалистического Труда. Будто бы Горбачев уже подписал соответствующий указ, да, пока оно двигалось по инстанциям, Казахстан превратился в независимое государство и высшей наградой в нем стал орден Снежного барса.
В Халилыче (или это только казалось Мехмеду?) и по сию пору присутствовало нечто сентиментально-птичье: исполненный дурной суетности куриный взгляд, короткая петушиная отвага и — итоговая, бройлерная — покорность судьбе. Вроде бы по происхождению Халилыч считался казахом, но с примесью татарской и уйгурской крови. В отличие от корейского, Халилыч свободно говорил на тюркских языках, владел в совершенстве английским. Его частенько принимали за китайца из Гонконга. Но Халилыч, в отличие от китайца из Гонконга, выучил язык не в детстве, а в достаточно преклонном возрасте. Это говорило о многом. Как минимум о том, что у Халилыча есть порох в пороховницах. Но решительно не говорило о том, как намерен Халилыч распорядиться этим порохом. Мехмед подумал, что, если бы Халилыч был лично его, Мехмеда, компаньоном, он бы не спускал с него глаз.
Мехмед подозревал, что Халилыч, несмотря на внешнюю простоту и открытость (он не боялся выглядеть смешным, расположившись к человеку, мог и прослезиться от избытка дружеских чувств после пятого-шестого стаканчика виски), получает больше, чем бельгийско-израильский и, возможно, российско-туркменский гражданин Алекс Мешок. Руководство консорциума ценило Халилыча (видимо, авансом, он работал здесь не так давно) высоко. В телексах и факсах, приходящих из Штатов, Халилыч неизменно удостаивался одной, а то и двух прочувствованных строчек.
Это звучало совершенно неправдоподобно (в смысле подлежало проверке), но будто бы один из вице-президентов консорциума (в консорциуме из-за превосходящей меру финансовой мощи объединившихся в нем компаний специально не был предусмотрен пост президента или председателя совета директоров) предложил Халилычу строиться рядом с собой на Майами.
Мешок говорил Мехмеду, что когда решался вопрос о переходе Халилыча в консорциум (раньше он работал в фирме, специализирующейся на поставках в Россию и страны СНГ куриных окорочков — так называемых «ножек Буша»), за него, как за прославленного футболиста, выплатили неустойку чуть ли не в миллион долларов, большую часть которой огреб сам Халилыч.
— Да что он, из золота? С бриллиантовыми яйцами, да? — помнится, не выдержал Мехмед, до которого тоже доходили слухи о выдающихся способностях Халилыча.
— Ну, с бриллиантовыми, не бриллиантовыми, — усмехнулся Мешок, — а вся Россия от Калининграда до Владивостока жрет ножки Буша. И не только Россия.
— Кто еще жрет — Африка? — уточнил Мехмед.
Когда-то и он занимался ножками Буша. Это было прибыльное, но хлопотное и многоступенчатое (в смысле дележа доходов) дело. Успех в нем обеспечивало наличие централизованной (в смысле управления и контроля) и разветвленной (в смысле территории) розничной торговой сети. Хорошо, если удавалось «въехать» с товаром в уже сложившуюся сеть. Хуже, если надо было ее создавать. В этом случае окупаемость проекта растягивалась во времени. Ножки Буша отменно шли в бедных, голодных, коррумпированных (все бедные и голодные почему-то одновременно были коррумпированными) странах. В большинство уважающих себя (своих граждан) стран ввоз ножек Буша был фактически запрещен.
— Казахстан жрет, — пояснил Мешок.
— Казахстан? — удивился Мехмед, частенько бывавший в Казахстане в начале девяностых и помнивший несметные стада баранов в степях и горах. Однажды он ехал по бездорожью на золотой прииск и купил у чабанов только что ободранного, парного барана за… десять долларов. Живой — на вывоз — баран стоил еще дешевле. — Куда же они тогда девают свое мясо?
— За несколько лет они фактически ликвидировали поголовье, — усмехнулся Мешок. — Что такое реформа сельского хозяйства? Реформа сельского хозяйства это когда выгоднее жрать мороженые ножки Буша, чем выращивать собственных баранов! А ты удивляешься, почему так уважают Халилыча. Он там целый год сидел советником от «Банка реконструкции и развития». Сначала очистил мясной рынок, а потом его же и занял. Халилыч — великий человек!
Такие вот «голы» забивал «ножкой Буша» в ворота своей бывшей Родины несостоявшийся Герой Социалистического Труда «футболист» Халил Халилович Халилов.
Бывшая Родина проигрывала.
В воротах у нее стояли алчные идиоты.
Сейчас «переброшенный», как номенклатурщик в старые добрые советские времена, с ножек Буша на металлургию, Халилыч отвечал за работу консорциума на южном — центрально-азиатском — фланге СНГ.
Это было очень важное и ответственное направление.
Местные (невообразимо крупные для этих государств) металлургические комплексы были наглухо интегрированы в единые (в масштабах СССР) производственные циклы. В сущности, это были те же стада баранов, только неподвижные. И, как выяснилось, более жизнеспособные. В последнее время, казалось бы, навсегда расчлененные комплексы (как хвосты и лапки у ящериц) вдруг обнаружили тенденцию к реинтеграции. Странным образом этому способствовали повсеместно взявшие управление металлургией в новых независимых странах бандиты, договаривающиеся между собой быстрее, нежели президенты и правительства. Бандитам, в отличие от преследующих иные цели президентов и правительств, прибыль была нужна здесь и сейчас, а не в двадцать первом веке. Халилычу приходилось тратить много денег (на уровне президентов и правительств), чтобы оторванные лапы и хвосты не отрастали вновь, чтобы ящерица — упаси Бог! — куда-нибудь не шмыгнула. Халилыч работал так высоко и так тонко — через МВФ, Всемирный банк, институты иностранных экономических советников, — что бандитам было затруднительно его вычислить. К тому же он всегда аккуратно платил по контрактам, а такие люди были для бандитов священны.
Пока что усилия Халилыча окупались за счет демпинговой распродажи оставшихся с советских времен запасов (судя по этим запасам, СССР собирался существовать вечно) сырья и полуфабрикатов, но, похоже, в этой бездонной бочке вода иссякала. Слишком много просверлили в ней дырок, слишком многие стояли у бочки, подставив емкости.
Консорциуму предстояло принять стратегическое решение, которое определило бы его политику на металлургическом направлении по крайней мере на несколько лет. Подобные решения, принятые на невообразимых финансовых верхах, доводились до сведения ведущих сотрудников под расписку о сохранении полнейшей конфиденциальности. Ознакомившись с решением (они излагались в виде тезисов, предельно просто и кратко), сотрудник — по возможности — ничего кардинально не менял в своей работе, но каждый новый контракт, действие, инициатива, кадровая перестановка отныне рассматривались в свете «стратегического решения», заворачивались в его магистральное русло. И еще одна особенность была у этих решений: они должны были не обсуждаться между посвященными, а неукоснительно, безоговорочно исполняться.