– Я выставлю вам счет по своему обычному тарифу: двести долларов в час. Если это приемлемо, в день своего возвращения в Нью-Йорк отправьте факс мистеру Гиллеспи с предписанием высылать мне копии всей корреспонденции, которую он направляет вам. Мой глубоко уважаемый коллега, наверное, наложит в штаны. Подозреваю, что ваши двести долларов в час принесут вам два-три миллиона чистой прибыли.
– Мистер Крич, вы мой герой.
– Вашим деньгам будет произведен строгий, доскональный учет. И поскольку мне ваш характер известен много лучше, чем мистеру Гиллеспи, позвольте мне спросить, какую часть нежданно свалившегося наследства вы планируете раздать?
Я улыбнулся ему, однако ответной улыбки не дождался. В своем сером костюме и шляпе Крич сидел на краешке моей тюремной койки, «спрятавшись» в себя – мужчина неопределенного возраста, тощий и будто лишенный человеческих чувств, – в ожидании любого моего слова.
– Я хочу позаботиться о Кобби Хэтче, – сообщил я.
– Ваше желание позаботиться о мальчике подразумевает выделение определенных сумм на его образование и выделение его матери разумной ежегодной стипендии, достаточной для того, чтобы ей и сыну не испытывать нужды, или же вы намереваетесь сделать его богатым?
– Он получит половину денег, – сказал я.
– Вы последовательны в своих действиях, – сказал Крич. – Я предполагал, что вы поделите сумму на равные части. Вы позволите дать вам совет?
Я кивнул.
– Я бы порекомендовал вам учредить фонд, аналогичный фонду Хэтчей, который гарантирует мальчику определенную сумму в год, а также отдельную сумму его матери для расходов на содержание. В возрасте двадцати одного, двадцати пяти, тридцати лет – как распорядитесь – мальчик получит основную сумму. К тому времени, когда ему исполнится двадцать один, она должна быть равной сумме, которую насчитывает нынешний траст.
– Сколько времени вам потребуется, чтобы все устроить?
– Приблизительно неделя бумажной работы.
– Давайте сделаем так. – Я подумал о деталях. – Пусть Кобби в двадцать один год получит четверть основного капитала, другую четверть – в двадцать пять, а остальное – в тридцать. Миссис Хэтч на расходы выделите двести пятьдесят тысяч в год.
Он кивнул:
– Выплаты миссис Хэтч будут осуществляться из капитала, учрежденного для ее сына. Эта мера, являющаяся невероятно великодушной, потребует моего участия на основе нашего с вами действующего соглашения, как вы понимаете. Я подозреваю, что вы предпочли бы, чтобы мои услуги оплачивались из ваших средств, а не из средств миссис Хэтч и ее сына.
– Не будете ли вы так добры отправить миссис Хэтч письмо с изложением условий, которые мы только что обсудили?
– Разумеется. – Крич развернул ноги и положил руки между колен, приняв позу, которую я было принял за приготовление к отбытию. Вместо этого он вытащил из кейса стопку бумаг и вложил ее мне в руки с легким укором во взгляде. – Это документы о финансовых обязательствах мистера и миссис Кларенс Кротерс в отношении дома престарелых Маунт-Болдуин. Мы сошлись на том, что вы подпишите их в моем офисе на следующий день. Но ничего страшного, видите, я захватил их с собой сюда. Миссис Кротерс не разорится.
Извинившись, я подписал бумаги и наблюдал, как они исчезают в кейсе. Крич откинулся назад, умудряясь не касаться спиной стены.
– До прошлой ночи вам не приходилось слышать о Живодере? – Его голос создавал впечатление, что это вопрос незначительный.
– Я слышал, как какие-то мальчишки из Хэтчтауна говорили о Живодере, но что это такое, я тогда не знал.
– Вы в курсе, что город некогда использовал живодерню для уничтожения мусора?
Я сказал, что слышал об этом от капитана Мьюллена.
– Через неделю после того, как это распоряжение городских властей вступило в силу, жители Хэтчтауна охватил беспрецедентный рост заболеваний. Грипп, кишечные расстройства. В первый месяц шестеро умерли от не поддающихся диагнозу инфекций. К концу второго месяца заметно возросло количество врожденных дефектов. К концу третьего месяца общественное мнение настояло на прекращении использования ямы. Мальчишкой я рос на Кожевенной, мистер Данстэн, и я знал мальчиков помладше меня, которые родились слепыми, глухими, умственно отсталыми, с деформированными либо отсутствующими частями тела или же со всем этим в комплексе. Живодерню прикрыли задолго до этого. Землевладельцы устроили там ярмарку.
Я промолчал.
– Полагаю, Хэтчи знали, что гадость, которая была там, в яме – сами они туда это запустили или нет, – со временем могла просочиться в систему водоснабжения Хэтчтауна. К этому времени хэтчтаунцы уже пили воду только из бутылок.
– Я заметил, – сказал я.
– Если Кордуэйнер Хэтч нашел смерть в Живодере, значит, ему выпала честь встретиться с несколькими моими прежними клиентами. – Крич ухватился за ручку кейса и поднялся, издав дребезжащий звук, в котором я различил Крич-усмешку только после того, как адвокат подошел к двери и позвал охранника.
Четверть часа спустя офицер сопроводил нас в вестибюль. Несколько полицейских отвернулись, завидев Крича. Мы вышли в хмурое утро, было на двадцать градусов холоднее [73] , чем вчера. Клочья тумана ползли через Главную площадь. Я почувствовал легкое прикосновение пальцев к моему локтю и принял это как подтверждение моего второго выхода на свободу. На скамейке близ фонтана из-под вороха одеял выбивались прядки золотистых волос Гоута Гридвелла.
– Спасибо, мистер Крич, – проговорил я и только тут заметил, что Крича уже след простыл.
Сквозь клубящийся туман я шел по Голубиной, Кожевенной, Овечьей, Паточной, Восковой улочкам, с каждым шагом ожидая услышать шаги и негромкий низкий смех, что возвестят о присутствии за моей спиной Роберта Я знал, что он сделал, и знал, почему он это сделал. И Роберт знал, что сделал я, – между нами больше не осталось притворства и обмана. Угрозы, исходившей от существа, известного мне как Мистер Икс, больше не существовало. Я сделал это, я победил. Роберт и я теперь пришли в равновесие, думал я, и мне хотелось сообщить брату, что я отдал половину состояния, которое он замышлял получить. Мы спасли друг другу жизнь. Пришло время расставаться. Все закончилось.
Я пересек Телячий Двор и обернулся, вглядываясь в невысокие дома и темные зевы проулков за фонтаном. Роберт медлил; он выжидал момент. Войдя в вестибюль гостиницы, я увидел Лори Хэтч, поднимающуюся из кожаного кресла.
Она обняла меня и прижалась шелковистой щекой к моему небритому лицу.
– Слава богу. – Она запрокинула голову и заглянула мне в глаза. – Как ты?
– Донесения все еще поступают, – улыбнулся я.