Рядом со мной возник Отто со стаканом воды в руке. По лестнице кто-то поднимался.
– Убери-ка ее. – Я стянул рубашку с кресла, а Отто вылил воду из стакана на почерневший подлокотник.
Скрытая за толпой, Хелен Джанетт объявила, что вечеринка окончена За головами проплыла фетровая шляпа мистера Тайта:
– Слышали, что сказала хозяйка? Давайте по домам.
– Извини, малыш, – прогудел Отто. – Развезло малость старого дурака. – Он поднял с пола бутылку и бросил в мусорную корзину. – Сейчас, похоже, мне будут драть задницу…
Рокси, Мунбим и их друзья отправились восвояси в облаке приглушенного смеха, открыв моему взгляду мистера Тайта и позволив понять причину их веселья. Помимо фетровой шляпы на мистере Тайте была футболка-сеточка, та же, что и утром, и полосатые удлиненные шорты с желтым пятном у ширинки.
Затянутая в розовый купальный халат поверх ночной рубашки, Хелен Джанетт гордо выступила вперед и заняла командный пост:
– Я требую объяснений.
Отто приложил все свои старания: он заснул с сигаретой в руке, я его напугал, он извинился за суматоху, никогда ничего подобного не происходило прежде и не случится впредь.
Миссис Джанетт прибавила строгости в голосе:
– Просто возмутительно! – Мистер Тайт подошел поближе и спрятался за спину хозяйки. – Эта комната провоняла алкоголем. Вы заснули с сигаретой и чуть было не устроили пожар. Мы не потерпим подобного, мистер Бремен.
– Не потерпим, – поддакнул сторожевой пес.
– Это случилось первый и последний раз. Впредь буду осмотрительней. – Отто выпрямился. – Вы хотите еще что-нибудь сказать?
– Откройте окна и проветрите, чтоб не воняло. Наш Дом, к вашему сведению, – на хорошем счету.
– Окна уже открыты. А если хотите быть на хорошем счету, прогоните к черту Фрэнка Тайта. Это всего лишь мой скромный совет.
Тайт было качнулся вперед, но миссис Джанетт остановила его, подняв руку. И обожгла меня взглядом:
– Мистер Данстэн, я очень не хочу, чтоб у нас были какие-либо осложнения с вами.
– Я всего лишь помог вам, – улыбнулся я.
Хелен Джанетт удалилась, сердито топая.
Бремен взглянул на меня и пожал плечами. На лестнице стихли их шаги, затем хлопнули двери их комнат.
– А что за тип этот Тайт? – спросил я.
– Фрэнк Тайт, редкая сволочь. Его вышвырнули с работы в полиции, вот что это за тип. – Бремен стянул свитер и бросил его в сторону мусорной корзины. – У меня где-то завалялась еще бутылочка, не опрокинете со мной рюмочку на сон грядущий?
Прощаясь с Отто, я пообещал как-нибудь на днях к нему заглянуть. Книга Райнхарта и пакет из банковской ячейки лежали в углу у окна. Я принес пакет к столу и разворачивал нескончаемые слои коричневой бумаги, пока перед моими глазами не предстал большой старомодный альбом для газетных вырезок в стеганом зеленом переплете. К обложке альбома была прилеплена бумажка с надписью, сделанной рукой мамы: «Нэду».
Я листал страницы альбома-матрешки – последнего тайного подарка мамы, и все больше и больше недоумевал. К толстым листам с обеих сторон были приклеены… вырезки из газет – о преступлениях! Некоторые были из «Эхо Эджертона», но большинство – из газет, выходящих за пределами Эджертона. Почти все статьи рассказывали о нераскрытых зверских убийствах, ни одно из которых, казалось бы, не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к Стар. Растревоженный, я начал изучать подшивку более методично, и имя, которое я слышал от Хью Ковентри и Сьюки Титер, бросилось мне в глаза со строк самых первых заметок.
Заголовок над первой вырезкой гласил: «Акушерка, обвиняемая в похищении младенца, признает себя виновной». Хэйзел Янски, местная акушерка, попала под подозрение, когда администратор больницы Св. Анны обратила внимание на то, что последняя в течение минувшей декады приняла девять мертвых новорожденных. Янски привела вполне убедительные объяснения каждому случаю, однако администрация больницы попросила медперсонал понаблюдать за действиями акушерки. Две недели спустя одна из медсестер узнала, что пациентка Янски только что родила мертвого ребенка. Больничный техник рассказал медсестре, что видел, как акушерка быстро бежала вниз по черной лестнице. Медсестра тут же поспешила к служебному лифту, спустилась в подвальный этаж и увидела, как Хэйзел Янски торопливым шагом направляется к пролету ступеней, ведущих к запасному выходу. Медсестра догнала акушерку уже за дверью и успела заметить, как быстро отъехала поджидавшая на улице машина. Медсестра отвела акушерку в кабинет администрации, где под пальто последней был обнаружен младенец – вымытый, спеленатый и, вне всяких сомнений, живой. В полицейском управлении Янски созналась в участии в трех сделках по продаже новорожденных супружеским парам, неспособным либо не желавшим пройти легальную процедуру усыновления. Сообщить факт наличия сообщника либо сообщников акушерка отказалась.
Материал был датирован третьим марта тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. За четыре месяца до моего седьмого дня рождения Стар Данстэн, раскрыв утреннюю газету, узнала, что была матерью не одного ребенка, а двойни.
Днем позже в «Эхо» появилась статья под заголовком «Акушерка-похитительница признается в совершении преступления, утверждая, что действовала во благо». Хэйзел Янски помогает установить личности четырех младенцев с «черного рынка детей» и заявляет, что действовала в интересах спасения их от неблагополучных матерей. Янски также назвала имена покупателей младенцев, однако попытки отыскать следы новых родителей оказались безуспешными. «Этот факт, – далее сообщает "Эхо", – наводит на мысли о том, что покупатели действовали под вымышленными именами».
Процесс над акушеркой начался в мае и длился три недели. Из четырех матерей, чьих детей похитили и продали, одна была убита в пьяной драке в баре; вторая, будучи пьяной за рулем, погибла в аварии, унесшей жизни еще двоих людей; третья исчезла бесследно, узнав, что ее сын жив, четвертая мать обвинила подсудимую в том, что та забрала себе все деньги вместо того, чтобы поделить с ней сумму поровну.
Присяжные признали Янски виновной и к своему вердикту прибавили рекомендацию о снисхождении. Через неделю взял слово судья. Хотя противозаконность действий подсудимой нельзя оставить без внимания, нельзя также забывать тот факт, что Хэйзел Янски выбирала младенцев тех матерей, чье поведение (и образ жизни) угрожало дальнейшей жизни малышей. Также судья пожелал учесть послужной список акушерки и пользу, которую она принесла городу. Исходя из сказанного выше, он принимает рекомендацию жюри присяжных и приговаривает подсудимую к трем годам заключения в исправительном доме Гринхэвен с возможностью условно-досрочного освобождения через восемнадцать месяцев.
Она украла четверых младенцев и сказала их матерям, что они мертвы, эта Хэйзел Янски. Поскольку судья и присяжные решили, что акушерка действовала в интересах похищенных детей, она провела в тюрьме только восемнадцать месяцев. На фотографиях из газет Хэйзел Янски не выглядела как человек, в руки которого можно было бы вверить социальную политику страны. Плотная блондинка лет тридцати пяти сердито глядела со страниц «Эхо» с едва сдерживаемой раздражительностью женщины, которая поняла, что постоянная угрюмость послужит ей куда лучше, чем приветливая общительность, и не забывала об этом.