– А мне нравится этот маленький пляж, – задумчиво проговорил Том. – Частенько я высматривал здесь тебя, за неделю до того, как заболеть.
– А я тебя искала постоянно, – ответила Роза, – еще даже до твоего сюда приезда.
– Поехали со мною в Аризону, а? Ты как, сможешь? – Роза вела его по ступенькам вниз, в стелящуюся ковром серебристую траву. – Дэл так этого хотел… – Он как-то говорил мне… Жилье тебе мы найдем, думаю, проблемы в этом отношении не будет.
– Ну разумеется, не будет, – согласилась Роза.
– А когда мне стукнет восемнадцать, мы поженимся. Я пойду работать. Я, Роза, удивительно трудолюбив.
– Не сомневаюсь, – ответила она.
Они спускались по заросшему шоссе, под сенью густых крон, и каждый листок серебрился. Стволы деревьев были точно сделаны из оникса.
– Так ты согласна выйти за меня замуж?
– Мы с тобой уже муж и жена в вечности.
– Да, в вечности мы – муж и жена, – произнес Том, не чуя под собой ног от нахлынувшего на него ощущения безбрежного счастья. – Осталось ведь немного, да?
– Совсем чуть-чуть.
* * *
Песок на пляже, за негустым кустарником, тоже серебрился в лунном свете. На противоположном берегу пылала Обитель Теней; столб дыма был чернее неба. На мгновение они замерли, наблюдая, как Обитель пожирает сама себя.
В окнах комнаты Коллинза, на втором этаже, Том видел беснующиеся языки пламени.
– Забавно, но он был действительно великим, – проговорил Том. – Свое могущество он не преувеличивал ничуть.
– Ложись, – сказала Роза. – Я лично даже не хочу туда смотреть. Тебе необходимо выспаться. – Сама она вытянулась на песке, – Ложись, пожалуйста, вот тут, со мною рядом.
– Хм… А как мы все-таки выберемся отсюда? Ведь там стена.., колючая проволока… Придется возвращаться.
– Не придется. Там, за летним домиком, тропинка. Она ведет к деревянным воротам.
– Ну, Роза, ты у меня умница.
Он опустился на песок рядом с нею, положил возле себя Книгу, а на нее поставил стеклянную птичку. Потом повернулся к Розе и обнял девушку, такую обыкновенную, земную, отнюдь не принадлежащую потустороннему миру.
Они не стали заниматься любовью. Тому было вполне достаточно просто обнимать ее, время от времени проводя пальцами по бархатистой, как лепестки розы, коже плеч, по изящному изгибу возле ключицы. Ему хотелось петь так же, как Дэл, исполнявший свою изумительной красоты прощальную песню. Лучащийся лунный свет, теплый песок и ровное дыхание Розы сморили его, и он начал погружаться в сон.
Они – муж и жена в вечности…
– Роза, – позвал он сквозь дремоту, в ответ услышав вопросительное "м-м-м?", – он мне однажды рассказал одну историю, вроде как про тебя.
– Тс-с-с… – Пальчик ее прижался к его губам. – Спи, любимый.
И он окончательно провалился в сон.
Сказала ли она хоть что-нибудь, прежде чем покинуть его навек? Кто знает… Думаю, все-таки шепнула, но слова прощания канули в подсознание спящего Тома, обосновавшись где-то рядом с последней песней Дэла. Как и содержание той песни, ее прощальное послание вряд ли можно выразить человеческим языком. Одно лишь ясно: оно означало достижение конечной, высшей формы, а значит, завершение волшебных превращений, окончание магического действия.
Сквозь сон Том слышал ее удаляющиеся шаги, затем раздался всплеск, и снова воцарилась тишина.
* * *
Проснулся он, когда солнце стояло уже в зените. Денек выдался теплым, на небе не было ни облачка. Не увидев Розы, он громко позвал ее по имени, потом еще раз, и еще.
Обитель Теней на том берегу дымилась словно курительная трубка.
– Ро-о-за! – Он посмотрел на часы: одиннадцать. – Роза, ты где?
Он поднялся, всматриваясь в окружающие деревья. Девушки видно не было. Сердце его екнуло, когда он вдруг подумал, что она зачем-то вернулась в дом.
Он тут же прогнал эту мысль: дома больше не существовало, а его обгоревшие обломки наверняка наглухо засыпали туннель. На вершине холма лишь кое-где торчали остатки стен да возвышалась почерневшая печная труба, вот и все.
Роза избавлена от Обители Теней навсегда.
Как, впрочем, и он сам. Впервые он при дневном свете увидел свои ладони с круглыми розовыми рубцами.
Присев на песок, он принялся дожидаться девушку, но уже тогда до него стало доходить, что она не вернется, даже если он будет ее ждать, пока не отрастит бороду до пояса или пока люди не высадятся на Венере и Марсе. И все-таки он ждал. Он просто был не в состоянии подняться и уйти.
Том просидел на пляже целый день. Стрелки часов ползли еле-еле, ведь некому было спрессовать минуты и часы точно карточную колоду. Он смотрел, как вода в озере меняет цвет в лучах путешествующего по небу солнца: из темно-синей она стала светло-голубой, потом зеленоватой и опять голубой. Начинало смеркаться. Он осторожно поставил стеклянного воробья на песок, раскрыл книгу в кожаном переплете и прочитал первую строку: "Перед нами тайное учение Иисуса, Сына Божьего, изложенное Им Своему брату-близнецу, Иуде Фоме". Он закрыл Книгу. Роза, жена его в вечности…
Не пойдет она с ним по тропинке к деревянным воротам и дальше, к станции, не будет, держа его за руку, дожидаться поезда, чтобы отправиться с ним в Аризону…
Том ждал, пока совсем не стемнело. И только когда искры, все еще выстреливаемые Обителью Теней высоко в воздух, превратились в огненные точки, похожие на тигриные глаза в темноте, он поднялся, взял Книгу и стеклянную фигурку, подошел к воде и у самой ее кромки опустился на колени.
Песок был мокрым. Он посмотрел на воробья – фигурка светилась изнутри ярко-голубым. Ему хотелось произнести что-нибудь проникновенное, но мыслей в голове не было: чувства так переполняли душу, что слов не находилось. "Ну иди же", – только и вырвалось у Тома, когда он легонько подтолкнул фигурку в воду. Птичка скользнула на дюйм по дну, потом поверхность подернулась рябью, и Тому почудилось, будто воробей сам стал продвигаться все дальше и дальше в глубину. А может, то был обман зрения: стекло и скрывшая его вода были одинаково голубыми. Не исключено, что фигурку подхватило подводное течение, – во всяком случае, когда рябь рассеялась, ее нигде не было видно.
Том встал, сунул Книгу за пояс и побрел обратно через пляж. Вскоре низкорослый кустарник отделил его от прибрежной полосы.
Приближается новое тысячелетие. Том Фланаген поведал мне о событиях более чем двадцатилетней давности.
Повествование его растянулось на долгие месяцы, мы с ним встречались чуть ли не по всему миру, и неизменно я задумывался, насколько его рассказ соответствует действительности и что в нем – плод фантазии. Еще меня интересовало, какого рода литературой увлекался Том. Дело в том, что некоторые из описанных им поистине ошеломляющих фокусов и иллюзий – таких как ускорение времени, все эти головокружительные превращения, люди со звериными головами, словно сошедшие с полотен сюрреалистов вроде Пюви де Шаванна, – были совершенно очевидно навеяны триллерами и фантастикой. Он просто-напросто морочил мне голову, не иначе.