Вместе с нею он ходил за покупками, принимал посетителей, выслушивал многочисленные соболезнования во время церемонии прощания и, наконец, стоял с ней рядом у свежевыкопанной могилы в такое теплое воскресенье, внезапно вспомнив, что было первое апреля – День дурака. Он смотрел на пришедших попрощаться с Хартли его коллег-юристов с женами, его друзей, кузенов и прочих родственников: одни лица выражали искреннюю скорбь, другие – скуку и нетерпение, третьи – даже некоторое смущение. У него не было времени перекинуться словом с кем-либо из них, даже с Дэлом: нужно было возвращаться домой, накрывать на стол для поминок. "Ну, поднимись же из этой ямы, – мысленно обратился он к отцу, – вернись к нам, стань опять таким как был, скажи, что это просто неудачная шутка…"
Необыкновенно горячие для этого времени года солнечные лучи немилосердно палили, преподобный мистер Тайм говорил длинно и нудно, выдавая себя за друга покойного; апрельский ветер задувал песок в могилу и ворошил цветы; трава на кладбище казалась такой жесткой и острой, что о нее можно было пораниться. Потом все кончилось. Он, как и мама, разрыдался и не хотел отходить от могилы, когда ее стали закапывать.
Он взглянул на толстого, благоухающего мятной жвачкой Даусона Тайма, на коллег-юристов, на всех этих лоснящихся, откормленных животных, хищников. Стены вокруг него рухнули, его якорь был оборван внезапно налетевшей бурей – теперь он остался без поддержки и защиты. Гриф оказался прав: настало время пуститься в долгий путь по сумрачной, полной опасностей долине, причем в одиночку.
– Ты ведь можешь некоторое время не ходить в школу, да? – спросила мать, когда гости после поминок разошлись и они остались одни в доме, из которого ушла душа.
Нет, в школу он ходить сейчас не собирался.
* * *
На пятый день мама поинтересовалась: "Том, не хочешь выйти на улицу?" Он лишь покачал головой. На шестой день она повторила вопрос, добавив, что, наверное, пора уже вернуться в школу, не то он пропустит столько, что нагнать потом не сможет. И снова он ответил "нет". Вернуться к обычной, повседневной жизни означало, по его мнению, предать память отца. Но когда на седьмой день Рейчел Фланаген задала ему тот же вопрос, он был вынужден признать, что преждевременно взрослая жизнь уже слишком затянулась. Мать сказала ему:
– Ты с самых похорон не виделся со своим симпатичным приятелем Дэлом. Вам же нужно репетировать ваше "магическое действо", да и вообще, нельзя же вечно оставаться затворником.
– Он теперь живет на Куантум-хиллз, – заметил Том. – Хиллманы все-таки купили новый дом, с бассейном и теннисным кортом.
– Куантум-хиллз, – проговорила она чуть иронично. – Что ж, по-моему, это здорово. К тому же торговый центр тебе будет по пути: тот же маршрут автобуса.
– Да, – согласился он, – я, наверное, съезжу.
Мать обняла его.
Сделав покупки, он с полчаса брел по улице, такой вылизанной, что она как будто сияла. По ту сторону бесконечных, тщательно ухоженных газонов с ослепительно зеленой травой, постоянно освежаемой при помощи установок искусственного дождя, высились, словно сказочные дворцы, громадные особняки – одни на рукотворных холмах, другие в рукотворных же долинах. Ему не встретилось ни души – по всей вероятности, никто и никогда пешком по этой улице не ходил. Зачем здесь очутился Дэл, в самом ослепительно-роскошном, фешенебельном районе, где у каждого есть собственный бассейн и теннисный корт? Хиллманам это место как нельзя лучше подходило, но вряд ли Дэл согласился бы жить здесь, будь его воля. "Однако, – мелькнула у Тома мысль, – на то была воля Карсона". Многие их одноклассники уже переехали сюда. Хоуи Стерн, Маркус Рейли, Том Пинфолд, Пит Бейлис и шестеро второклассников приезжали ежедневно на автобусе, который школа специально посылала за ними на Куантум-хиллз. Всем своим пресловутым, строжайше регламентированным образом жизни Карсон требовал от них поселиться именно в таком месте. Если бы он не познакомился с Дэлом, если бы не смерть отца. Том и сам (как он теперь понимал) мог погрузиться в эту тину, незаметно для самого себя стать частицей Куантум-хиллз.
Теперь же это было исключено, теперь он осознал, насколько ему все это чуждо. Он выпал из окружающего мира, как птенец выпадает из гнезда, и точно так же, как и Дэл, был обречен стать творцом собственного будущего.
На мгновение Тому показалось, что вокруг него внезапно сгустился мрак, улица и дома заколыхались словно в дымке, небо потемнело. Скворец с ближайшей ветки, чирикнув, вперил в него немигающий взгляд черных глаз-бусинок.
Наваждение пропало так же быстро, как и наступило.
Улица и дома выпрямились, небо прояснилось. Было ли это предупреждением, неким предназначавшимся ему знамением? Конечно нет: тот образ жизни, что господствовал здесь, отвергал подобные понятия как глубоко иррациональные.
Только сейчас Том понял, что стоит прямо перед купленным крестными Дэла особняком.
Это был типичный для Куантум-хиллз дом, только, пожалуй, самый большой на этой улице. Стоял он на возвышении, за обширнейшим газоном без единого деревца, а вел к нему широкий асфальтированный проезд с фонарными столбами по обе стороны. В том месте, где дорога подходила к двум широким мраморным ступеням парадного входа, небольшая чугунная фигурка наездника с блестящим металлическим кольцом в руках чуть ли не упиралась в задний бампер "ягуара". За этими маленькими символами новой эпохи процветания Аризоны высился главный из них: здание современной архитектуры с легким налетом мавританского стиля.
Том направился к особняку по асфальтированной дороге и, пройдя мимо машины Хиллманов и маленького наездника с блестящим кольцом в руках, поднялся по ступеням. В груди у него что-то затрепетало. Он нажал на кнопку звонка и тут же отдернул руку, будто от удара током.
Белая дверь распахнулась, и изнутри выглянула улыбающаяся физиономия Бада Коупленда.
– Здравствуй, сынок! Ты к Дэлу? Заходи, заходи, я проведу тебя к нему. Карта тебе, наверное, не понадобится, а вот проводник на первый раз не помешает.
– Привет, – глухо выговорил Том.
– Да проходи же ты, чего стоишь? По твоему виду сразу можно понять, что ты, молодой человек, сильно нуждаешься в дружеской поддержке.
Том вошел в просторный вестибюль, откуда была видна половина необъятной гостиной. Камин, сложенный из необработанного камня, достигал девяти футов в высоту, помещение было заставлено разнообразной мебелью и еще не распакованными ящиками и коробками, окно занимало почти всю стену. Именно нечто подобное он и предполагал увидеть, и теперь необъяснимый страх начал понемногу улетучиваться.
– Я слышал про твоего отца, сынок, – послышался сзади бархатистый голос Бада. – Ужасно в твоем возрасте остаться без отца… Если я могу чем-нибудь помочь, обязательно скажи.
– Спасибо, – ответил Том, несколько удивленный и тронутый неподдельным сочувствием в лице и тоне негра.
– Не стесняйся, ладно? Я сделаю для тебя все, что смогу.