– Нет. Напечатанных нет. Но это мне и неважно. Я сам придумываю другую жизнь, понимаете? И в процессе этого счастлив…
– А почитать можно?
– Что?
– Ну, роман какой-нибудь. Жизнь эту твою придуманную…
Саша отложил ложку, снял очки, задумчиво стал протирать их салфеткой. Снова надев, уставился на Василису внимательно через дымчатые их стекла, будто оценивая. Потом, улыбнувшись, тихо проговорил:
– Тебе можно. Тебе дам. Ты декабристами в школе не увлекалась?
– Декабристами? – удивленно заморгала Василиса. – Нет, не увлекалась…
– А я тебе дам роман про любовь. Ты же девушка молодая у нас, тебе положено про любовь читать… Знаешь, была такая трогательная история любви дочери гувернантки Камиллы Ледантю и юного декабриста Ивашева. Он уже в ссылке был, когда она его родителям призналась, что любила его с детских лет, и поехала к нему в Сибирь. Другие декабристки ехали к женихам да к мужьям, и это героически-романтически давно и красиво уже описано, а она, Камилла, в полную ведь неизвестность ехала вместе со своей любовью… Ты знаешь, я эту историю увидел воочию прямо, откуда-то она извне ко мне пришла и запросилась настойчиво в текст. Я буквально устоять не смог…
Саша вдруг резко поднялся из-за стола, вышел из кухни. Вернувшись через минуту, положил перед Василисой толстую синюю пластиковую папку с распечатанным на принтере текстом.
– На. Читай.
– А мне? – обиженно спросила Ольга Андреевна. – А я тоже хочу… И тоже про любовь…
– Хорошо, Ольга Андреевна, будет и вам роман про любовь, – весело переглянувшись с Василисой, улыбнулся ей Саша. – Я подумаю, что вам дать…
В этот момент из прихожей донеслись короткие прерывистые звонки, словно кто-то из последних сил давил на кнопку с той стороны двери. Тревожно взглянув на Ольгу Андреевну и пожав плечами, Василиса бросилась в прихожую, на ходу приговаривая:
– Кто это… У Пети шесть уроков, для него еще рано…
Вскоре из прихожей послышались ее тревожные восклицания, и в кухню ввалился Петька, рухнул на свободный стул, поднял на Ольгу Андреевну странные, затянувшиеся будто серой пленкой глаза:
– Бабуль, я заболел… Меня с пятого урока домой отправили. Голова так кружится, и дышать больно…
– Петечка, что? Что, Петечка? И горло болит, да? Ой, а лоб какой горячий, господи… – суетилась вокруг него, словно испуганная наседка, Василиса. – Ты что, без шапки ходил? Или ноги промочил?
– Нет, Вась… Я мороженое ел… Много… – безвольно опустил он голову в ее ладони. – Ой, Вась, я сейчас упаду…
Он и впрямь начал слегка заваливаться на нее со стула, болезненно и медленно двигая красными веками, как маленькая птица. Саша, поймав на лету будто сломавшееся вмиг худое тельце и подняв на руки, бережно перенес мальчишку в комнату, уложил на диван. Вместе с Василисой и под жалостные причитания Ольги Андреевны они суетливо, то и дело сталкиваясь лбами, раздели его, уложили под одеяло, потом долго по Сашиному мобильнику дозванивались до «Скорой помощи», потом Саша долго встречал ее внизу у подъезда, потом бежал подобострастно по ступенькам лестницы впереди толстой одышливой врачихи, извиняясь от имени ЖЭКа за неработающий уже вторую неделю лифт. Успокоились они только к вечеру, когда пылающий Петькин лоб после жаропонижающего укола покрылся спасительной испариной и мальчишка уснул, хрипло и тяжело втягивая воздух через воспаленные бронхи.
– И где он этого мороженого только наелся, интересно… – вздохнула Василиса, отходя от Петькиного дивана и направляясь на кухню. Махнув Саше приглашающе ладошкой, проговорила тихо: – Пойдем хоть чаю попьем, что ли…
– Где, где… – уныло и виновато взглянул на нее исподлобья Саша, заходя следом за ней на кухню. – Я вчера ему купил мороженое это… Я ж не знал, что он целую упаковку враз смечет…
– Саша-а-а-а… – протянула в ужасе Василиса, обернувшись к нему. – Ну ты что… У него всегда горло плохое было, отец потому и в фигурное катание его отдал, чтобы спортом закалять… Он уже два года как не занимается, правда, но еще ни разу так не болел…
– Ой, ну прости меня, дурака старого! Я ж не знал…
– Да ладно, – махнула рукой Василиса, тяжело вздохнув. – Если б только это… Просто одна проблема всегда за собой другую тянет…
– А что такое?
– Ну, мне ж завтра на работу идти, это опять на сутки почти. А кто теперь бабушке поможет? Ну, утром я ее в кресло перетащу, допустим, а вечером – с кресла на кровать? Петька-то с этой проблемой самостоятельно справлялся…
– Да я помогу, Василиса! Чего ты… – горячо и виновато заговорил Саша. – И Ольгу Андреевну перетащу туда-сюда, и с Петькой посижу, и накормлю всех…
– А еще завтра Лерочка Сергеевна придет, наша массажистка. Ее надо обязательно встретить, похвалить, улыбнуться и обязательно напоить кофе. Там, в столе, специально для нее банка хорошего кофе стоит…
– Все, все сделаю, не беспокойся, пожалуйста. И встречу, и улыбнусь, и баночку специальную разыщу. Ну что ты, ей-богу… Плакать, что ль, собралась?
Василиса и впрямь торопливо смахнула со щеки досадную слезу, но в следующий миг плакать будто передумала и, взглянув на него исподлобья, улыбнулась доверчиво:
– Да нет, не буду, пожалуй. Не хочу. Передумала я плакать. Чего я вдруг плакать начну, это с таким-то помощником…
Петька разболелся не на шутку. На следующее утро Саша сбивался с ног, бегая из кухни в комнату с лекарствами, градусником, мокрым холодным полотенцем, горячим куриным бульоном, потом встречал с улыбкой, как и велела Василиса, массажистку Лерочку Сергеевну, большую любительницу самого наивысшего сорта кофе, потом кормил обедом Ольгу Андреевну, потом встречал медсестру из детской поликлиники, пришедшую ставить Петьке укол, – слава богу, без улыбки и без кофе, потом пришла старушка-соседка посочувствовать, потом он сам побежал в аптеку Петьке за лекарствами… Когда прозвенел очередной звонок в дверь, он по привычке уже бросился в прихожую, на ходу соображая, кто ж это может быть на сей раз, и на всякий случай улыбнулся – а вдруг это Лерочка Сергеевна вернулась…
В дверях стояла Марина. Смотрела на него в упор исподлобья, прищурив глаза, то ли виноватой хотела казаться, то ли обиженной – непонятно. Слегка сдвинув его с дороги плечом, уверенно вошла в прихожую, сняла куртку, быстро скинула ботинки. Показав пальцем на дверь, спросила:
– Вот эта твоя комната? Я войду? Поговорим?
– Марина, знаешь, мне некогда. Давай потом, а?
– То есть как это – некогда? – удивленно уставилась она на него. – А чем ты таким срочным здесь занят?
– Да, понимаешь, у нас Петр заболел. Мне с ним посидеть надо.
– У нас? Ты сказал – у нас? – округлила на него глаза Марина. – Ничего себе, Варягин… Быстро же тебя здесь охомутали…