– Господи, мама, что вы собираетесь придумать? В глазах всего света она опозорена, хотя могу поклясться вам, что и пальцем не тронул ее. Мне остается лишь дать ей свое имя и таким образом спасти от позора.
– Это не легко, – сказала герцогиня, – ты ведь не можешь заставить ее силой выйти за тебя, Доминик!
– Именно так я и собираюсь поступить, – мрачно ответил он, – а потом… пусть все будет так, как она захочет. Может быть, я злодей и грубое животное, но не настолько, чтобы, принуждая ее к браку, пойти дальше венчания и желания дать ей свое имя.
Грум маркиза вывел из конюшни оседланную лошадь. Вайдел крепко сжал руки матери:
– Простите меня, maman, но я обязан жениться на Мэри.
Она ответила сыну слабым пожатием:
– О, мой дорогой, мой самый любимый на свете, пусть будет так, но я прошу об одном – прежде приведи ее ко мне. Я помогу тебе все устроить, а потом, может быть, мы уговорим отца не сердиться на тебя.
Он заколебался:
– Если я сделаю так, как вы просите, его ярость падет на вашу голову.
Герцогиня, улыбаясь, покачала головой:
– Может быть, Джастин сначала и посердится на меня немного, но быстро простит. Он прекрасно знает, что я так и не стала важной респектабельной дамой, оставаясь прежней сорвиголовой, способной на шальные выходки. А ты весь в меня, дорогой.
– Не надо было вам приезжать сюда. – Маркиз выпустил ее руки, отрывисто приказав груму вывести лошадь со двора и держать у гостиничного входа. – Я забыл свой кнут, – сказал Вайдел герцогине и пошел в гостиницу.
Она торопливо последовала за ним в холл, потом по коридору. Маркиз словно вихрь ворвался в гостиную, чем сильно смутил сидевших около камина и державшихся за руки Фредерика и Джулиану.
Метнув в их сторону злой взгляд, он схватил свой плащ и кнут для верховой езды. Джулиана сказала счастливым голосом:
– Это была ошибка, Вайдел. Мы любим друг друга и были чудовищно несчастны в разлуке. Но теперь мы никогда, никогда не станем ссориться!
– Вы меня глубоко растрогали, – ответил маркиз и обратился с добродушной насмешкой
к Комину: – Ждешь от меня поздравлений, Фредерик? Господи, и как я только вытерпел ее эти три дня! На твоем месте я колотил бы ее не переставая с утра до вечера.
Он повернулся к двери, но в ней, загородив путь к выходу, стоял дядя Руперт с пыльной бутылью и бокалом в руках.
– Это ты, Вайдел? – радостно удивился дядюшка. – Клянусь, я счастлив, что мы приехали сюда, хотя, признаюсь, сначала был против Дижона. У этого толстого негодяя хозяина в подвале оказалось шесть дюжин бутылок доброго вина. Я скупил у него почти все да еще прихватил на редкость хорошего портвейна, давно такого не пробовал. Ну-ка глотни, сынок, тебе понравится. – Налив в бокал бургундского, он протянул его Вайделу.
Маркиз одним махом опрокинул в себя вино и поставил бокал на стол.
– Вполне приемлемо, – заметил он.
– Господи, спаси его, неразумного! Да разве так пьют прекрасное вино? – Лорд Руперт был обескуражен. – Портвейн будем пробовать после обеда, и, если ты с ним обойдешься так же, пеняй на себя. Тогда я умываю руки и не желаю иметь с тобой ничего общего. Серьезно тебя предупреждаю.
– Я вообще не собираюсь обедать, – ответил Вайдел, – а теперь – с дороги, Руперт, я тороплюсь.
– Не будешь обедать? – недоверчиво переспросил лорд Руперт. – Жаль, подадут каплуна и жареную телятину, а уж пирог с дичью так хорош, что и желать большего невозможно!
Но племянник, решительно отстранив дядюшку, зашагал прочь. Глядя ему вслед, лорд покачал головой с огорченным видом.
– Сумасшедший! Совершенно сумасшедший!
– Нет, это ты ненормальный, – убежденно сказала Леони. – Зачем ты скупил столько вина? Каким образом ты собираешься переправлять его в Англию? Я не собираюсь ехать в карете вместе с шестью дюжинами бутылок бургундского! Это совершенно не comme il faut.
– А почему бы нам не нанять еще одну карету? Пожалуй, я так и сделаю. И перестань спорить со мной, Леони. Тем более что ты протащила меня через всю Францию по такой ничтожной, глупой причине, бесплоднее затеи в жизни не видел!.. И ни одного словечка жалобы из моих уст! Признаюсь, ты оказалась права насчет Дижона. Если бы не твоя настойчивость, я никогда бы не увидел этого славного бургундского. А теперь, когда мне так повезло, я собираюсь доставить это вино в Англию во что бы то ни стало, и гори все огнем.
– Но, Руперт, это ведь не так важно, как…
– Нет, это поважнее твоих глупейших затей и дел Вайдела, – свирепо заявил лорд, – хотя, клянусь, чтобы заполучить такое вино, стоило тащиться в проклятый Дижон!
Мистер Комин, все время не спускавший изумленных глаз с лорда Руперта, осмелился открыть рот:
– Нанять экипаж, чтобы везти вино?!
– Почему бы и нет? – последовал небрежный ответ любителя бургундского.
– Вы правы, сэр… – На дальнейшее у благоразумного мистера Комина не хватило слов!
– Что ж, если ты наймешь для этого отдельный экипаж, я не возражаю. – Герцогиня была вполне удовлетворена таким решением вопроса.
Мистер Комин вдруг наклонился, спрятал ладонях и дал волю безудержному голову в веселью.
Пока дилижанс медленно продвигался в направлении Понт-де-Муан, у мисс Чалонер было достаточно времени, чтобы одуматься, и уже через несколько миль пути ее охватил безумный страх за последствия своего стремительного, безрассудного порыва, заставившего сбежать из гостиницы. В ее сумочке оставалось лишь несколько монет, которые, вероятно, уйдут на оплату ночлега на постоялом дворе, и тогда кончатся деньги, одолженные ей мисс Марлинг.
Она не знала, что делать дальше. Вся ее натура, столь склонная к порядку и организованности, противилась той ситуации, в которую ее бросила судьба. Остаться без средств среди чужих людей, в чужой стране! Казалось, что могло быть хуже для молодой девушки? В родной Англии это было бы еще терпимо, но здесь…
Сначала она ломала голову над проблемой возвращения в Париж, потом решила, что ей там нечего делать. Не имея ни одной знакомой души в Париже и не желая прибегать к помощи сотрудников английского посольства, у мисс Чалонер не было причин стремиться в столицу.
Возможно, будет даже легче подыскать подходящую работу в провинции. Она предполагала что лорд Вайдел скорее всего будет ее искать именно в Париже, и поэтому любое место на земле было для нее предпочтительнее этого города.
Слова герцогини Эйвон продолжали звенеть в ее ушах. Что ж, теперь у герцогини не будет причин думать, что мисс Чалонер собирается обманом проникнуть в семью высокородных Алайстеров. Уж лучше умереть… нет, что за нелепые мысли… Умирать ей ни в коем случае не хотелось. Господи, она становится похожей на Джулиану и излишне драматизирует ситуацию! Надо постараться взять себя в руки, встряхнуться, прогнать мрачные мысли. Конечно, ее положение весьма нелегкое, но не отчаянное. Хотя будет весьма затруднительно получить место в приличном доме без рекомендаций, но ведь какая-нибудь работа должна найтись. Она не будет слишком разборчивой после испытаний, выпавших на ее долю. Именно сознание своего, пусть и временного, малодушия, привело ее к мрачным мыслям, от которых теперь нелегко было избавиться. Она начала перебирать в голове дело, где могла бы найти себе применение: например, модистка, швея, прислуга, прачка… и чем дальше перебирала, тем сильнее сжималось от тоски ее сердце. Наиболее подходящей из всех этих унизительных профессий ей показалась работа прислуги. Она попытается устроиться на работу, а потом, подкопив немного денег, уедет домой, в Англию, где сможет найти себе более подходящее занятие, проявив некоторую изобретательность. Сейчас, даже обладая необходимой суммой, нельзя появляться на пристани в Англии, потому что прибытие пакетбота будет, несомненно, находиться в поле зрения как маркиза, так и ее собственной семьи. Позже, о, гораздо позже, когда улягутся страсти и прекратятся ее поиски, она рискнет появиться в Англии, хотя уже никогда и близко не подойдет к своим родным.