– Это не имеет отношения к тому, о чем мы с тобой уже говорили. Мы хорошо жили, кузина, до тех пор, пока ты не начала ставить все с ног на голову! Я был бы очень обязан тебе, если в будущем…
– Ну, что еще я сделала? – воскликнула она.
Он осознал, что не может выразить в словах то, что она сделала, и был вынужден упомянуть о ее единственном осязаемом проступке.
– Во-первых, ты привезла в этот дом обезьянку! – сказал он. – Без сомнения, из лучших побуждений! Но это самое неподходящее животное, которое можно подарить детям, и теперь, естественно, они очень огорчатся, если придется от него избавиться, а сделать это необходимо!
В ее глазах заплясали искорки.
– Чарльз, ты просто хочешь быть неприятным. Не можешь же ты кормить Жако кусочками яблока, учить его трюкам, предупреждать детей, чтобы они укрыли его одеялом на ночь сегодня, а на следующий день заявить, что от него надо избавиться!
Он сжал губы, но не смог полностью скрыть улыбку.
– Кто сказал тебе, что я это делал?
– Теодор. А также то, что ты спустился с Жако на плече когда пришла мисс Рекстон, чтобы показать его Эжени. По моему, это было глупо с твоей стороны, ты ведь знаешь, она не любит животных в доме; она говорила это. Вполне логично для нее, и нехорошо с твоей стороны докучать ей ими. Ты знаешь, я никогда не позволяю Тине приставать к ней.
– Ты ошибаешься! – быстро возразил он. – Она не любит обезьян, но не собак, как леди Бринклоу!
– Я думаю, у них одинаковые вкусы, – сказала Софи, вставая и оправляя свои юбки. – Нельзя не заметить, как часто дочери похожи на своих матерей. Не только внешне, но и по характеру. Ты, верно, заметил это!
Казалось, он немного испугался.
– Нет, не замечал! Не думаю, что ты права!
– Да, права, только посмотри на Сили! Когда она станет старше, она будет в точности, как тетушка Лиззи!
Она заметила, что правдивость этого утверждения произвела на него впечатление, и подумала, что дала ему достаточную пищу для размышлений за этот день. Она двинулась к двери, сказав:
– Мне надо переодеться.
Он резко вскочил.
– Нет, подожди!
Она оглянулась через плечо:
– Да?
Казалось, он не знал, что хотел сказать.
– Ничего! Неважно! Когда в следующий раз надумаешь покупать лошадей, лучше скажи мне! Нехорошо использовать в этом деле постороннего человека!
– Но ты уверял меня, что не будешь этим заниматься! – заметила Софи.
– Да! – взбешенно сказал он. – Ничего не доставляет тебе большего удовольствия, чем злить меня, так?
Она рассмеялась и, не ответив, вышла. Наверху ее ожидала взволнованная Сесилия.
– Если он что-нибудь и скажет тебе, то это будет совет держаться подальше от Альфреда Рекстона! – сказала Coфи с веселым смешком. – Я подробно рассказала, как этот поганец ведет себя, и посоветовала Чарльзу предупредить тебя!
– Не может быть!
– Может! Я хорошо потрудилась сегодня! О, передай Эдди, Чарльз ни в чем не винит ее! Он ни слова не скажет ей о том, что произошло, и я сомневаюсь, что он что-нибудь скажет тебе! Единственная, кому он может что-то сказать, это его драгоценная Эжени. Надеюсь, она заставит его выйти из себя!
Сесилия не могла поверить, что брат не будет ругать ее, и когда она внезапно столкнулась с ним лицом к лицу на повороте лестницы, судорожно вздохнула и попыталась унять дрожь в коленях.
– Привет! – сказал он, окинув взглядом ее изысканное бальное платье из газа и атласа. – Ты очень элегантна! Куда ты направляешься?
– После обеда заедет леди Сефтон, чтобы забрать нас с Софи к Ольмаку, – благодарно ответила она. – Мама не сможет поехать с нами сегодня вечером.
– Всех затмеваешь? – сказал он. – Ты прекрасно выглядишь!
– А почему бы тебе не поехать с нами? – спросила она, набравшись храбрости.
– Если я поеду, ты не сможешь провести весь вечер с Фонхоупом, – бесстрастно заметил он.
Она подняла подбородок.
– В любом случае я никогда не проведу весь вечер с одним джентльменом!
– Да, верю, что так и есть, – мягко согласился он. – Это не по мне, Сили! Кроме того, сегодняшний вечер у меня занят!
То, что он назвал ее почти позабытым детским именем, раскрепостило ее, и она непринужденно сказала:
– Клуб Дэфи!
Он усмехнулся.
– Нет. Гостиная Крибба!
– Какой ты противный! Ты, наверное, едешь обсуждать достоинства «Блумсбери Пет» или «Блэк Даймонд» или… или…
– «Майфер Мави», – подсказал он. – Что может быть интереснее? Я собираюсь развеять грусть с несколькими друзьями. А что вы знаете о «Блумсбери Пет», мисс?
Она лукаво посмотрела на него, подходя к лестнице:
– Только то, что мне рассказывали мои братья, Чарльз!
Он засмеялся и пропустил ее, но прежде, чем она дошла до последних ступенек, он перегнулся через перила и повелительно позвал:
– Сесилия! – Она вопросительно посмотрела на него. – Рекстон досаждал тебе?
Она чуть не потеряла самообладание.
– Ох, ну да! Но я достаточно легко могу дать ему отпор, если… ну, если захочу! – ответила она.
– Тебя не должно удерживать соображение, что я все знаю. Думаю, вряд ли надо говорить, что если бы Эжени знала, она первая бы осудила его поведение!
– Конечно! – сказала Сесилия.
Неизвестно, сказал ли он мисс Рекстон хоть слово порицания. Если да, то, думала Софи, оно было очень мягким, потому что его невеста ничуть не выглядела наказанной. Однако Софи была довольна. Когда в следующий раз мисс Рекстон подняла спорный вопрос о Жако, признавшись леди Омберсли, что живет в постоянном страхе услышать, что обезьяна покусала кого-нибудь из детей, Чарльз услышал это и раздраженно сказал:
– Чепуха!
– Я уверена, что укусы обезьян ядовиты.
– В таком случае, надеюсь, что она покусает Теодора.
Леди Омберсли запротестовала, но Теодор, которому уже попало за то, что он забросил крикетный мячик, играя в саду, в окно одного из соседних домов, только усмехнулся мисс Рекстон, которой казалось, что Теодор недостаточно наказан за свой проступок, серьезно высказала свое мнение.
Чарльз выслушал ее, но лишь заметил:
– Правда, но это был превосходный удар. Я видел.
Такое пренебрежение к ее мнению задело мисс Рекстон, и она, с лукавством, к которому часто прибегала в разговоpax с детьми, прочла Теодору шутливую лекцию, подчеркнув, что ему повезло, что не пришлось поплатиться своим Жако в искупление вины. Он лишь с негодованием посмотрел на нее, но Гертруда не смолчала: