Получилось так, что он завоевал ее; ничего другого не скажешь, да, по правде говоря, ей и не хотелось возражать.
Прюденс думала, что они направляются к его сестре, но дорога была ей незнакомой. Казалось, джентльмен знает местность, как свои пять пальцев; он избегал больших дорог и городов, выбирая пустынные тропы. Часто они скакали прямо через поля, через лес или по лугам, чтобы избежать деревень и одиноких домов на дороге. Никто не сможет рассказать об этой бешеной ночной скачке, никто не увидит их и не услышит топота копыт. В самом деле, казалось, во всей Англии бодрствуют только они двое. Закат давно погас. Было совсем темно, когда они ненадолго остановились на заброшенной тропе, чтобы дать лошадям отдохнуть. Потом поднялась луна. Призрачный бледный свет заливал дорогу, деревья бросали на землю причудливые черные тени. Время от времени слышался меланхолический крик совы и голос козодоя; даже ветер не шелестел в листве.
Они видели приземистые деревушки, чернеющие впереди, поворачивали в сторону, объезжая их, и иногда замечали одинокое уютно светящееся красное окно, а потом снова выезжали на дорогу. Один раз где-то вдали залаяла собака, потом какая-то зверюшка метнулась перед ними через дорогу, испугав кобылку.
Но твердая рука была готова схватить уздечку. Прюденс засмеялась и покачала головой, выровняв свою лошадь.
– Не бойтесь за меня, мой добрый сэр!
– Я знаю, что не нужно. Это получилось невольно.
Луна взошла выше, когда они снова перешли на медленный шаг. Прюденс с помощью сэра Энтони закуталась в плащ; лошади шли бок о бок, и колени всадников время от времени касались друг друга.
– Устали, дитя мое? – Свободная рука на мгновение тронула ее руку.
Как приятно чувствовать себя драгоценным в глазах другого.
– Нет, сэр. Мы едем в Гемпшир?
– Конечно. Наконец-то я спрячу вас под крылышко к своей сестре.
Прюденс сделала гримасу.
– Да, хотела бы я знать, что она мне скажет.
Он усмехнулся:
– Да ничего, дитя мое. Она слишком ленива для этого.
– Так же, как сэр Энтони Фэншо?
– Хуже. Беатриса еще более объемна, чем я, и даже не дает себе труда удивляться. Во всяком случае, так она говорит. Мне кажется, она вам понравится.
– Я больше беспокоюсь о том, понравлюсь ли я ей.
– Об этом не тревожьтесь. Она меня очень любит.
– Благодарю за славный комплимент, сэр. Хотите сказать, что можете приказать ей любить кого угодно?
– Ах вы, плутишка! Я просто хочу сказать, что она будет готова сразу полюбить вас. А сэр Томас во всем подражает ей. Они забавная пара.
– Так же, как и мы? Мне кажется, я попала в настоящее романтическое приключение, а раньше думала, что просто не создана для них. У меня нет темперамента настоящей героини.
На губах сэра Энтони бродила улыбка.
– Нет? А кто же, по-вашему, может быть истинной героиней?
– О, Летти Грейсон, сэр. Она пылает страстью к романтике и приключениям.
– Чего лишена мадам Прюденс? Бог мой!..
– Совершенно, сэр. Я рождена для благоразумия.
– О, конечно, особенно это было заметно недавно, в карете, – проговорил сэр Энтони, думая о короткой шпаге, приставленной к горлу бедного Мэтью.
– Против... старого джентльмена не попрешь, – улыбаясь ответила Прюденс. – А знаете, сэр Энтони, я бы хотела заняться разведением свиней.
– Займетесь, – пообещал он. – У меня в Уич-Энде есть несколько штук.
Она усмехнулась, но потом серьезно поглядела на него.
– Знаете, сэр, это все очень хорошо. Но вы теряете голову.
– Совершенно замечательное ощущение, дитя мое.
– Может быть. Я не гожусь в миледи Фэншо.
Его рука легла на ее руку, пожатие было жестким.
– Когда вы говорите такие вещи, я могу рассердиться, Прюденс.
– О, я в ужасе. Но я говорю лишь правду, сэр. Я бы хотела, чтобы вы подумали над этим. Как-нибудь я расскажу вам историю своей жизни.
– Нет сомнений, она меня весьма развлечет.
– О, она поучительна, сэр, но у леди Фэншо не должно быть такого прошлого.
– Что заставляет вас так думать, дитя мое? Она засмеялась.
– Вы ослеплены, сэр. Но даю слово, я отнюдь не респектабельна. Я вместе с отцом держала игорный дом; мне приходилось спасаться через окна и по печным трубам; мы ехали в обозах враждебной армии; я играла чуть ли не дюжину ролей, и... ну, мне часто приходилось держать пистолет в кармане.
Голова сэра Энтони была повернута к ней.
– Дорогая моя, когда же вы поймете, что я просто обожаю вас?
Прю опустила глаза; она была взволнованна и краснела, как молоденькая девушка.
– В мои намерения не входило заставить вас восхищаться мной, слушая эти рассказы.
– Да, конечно, вы надеялись, что этим оттолкнете меня. Я думаю, что вы и не подозреваете обо всех своих достоинствах!
Это была правда; Прю была вовсе лишена отцовского самомнения; ей никогда не приходило в голову восхищаться собой.
Она подняла на него удивленные глаза:
– Я не знаю почему, Тони, но, кажется, вы думаете, что я представляю собой что-то чудесное, а ведь это не так.
– Не буду утомлять вас изложением всех причин, – сказал улыбаясь сэр Энтони. – Назову только две. Я никогда не видел, чтобы вы проявляли страх. Я никогда не видел, чтобы вы теряли голову. Думаю, что вы никогда этого и не делали.
Прюденс приняла этот комплимент.
– Но Робин говорит, что это просто от отсутствия воображения. Старый джентльмен говорит, что я пошла в мать. Я не умею волноваться.
Сэр Энтони перегнулся и взялся за уздечку гнедой. Лошади остановились и стояли очень тихо, чуть не прижавшись друг к другу. Его рука обнимала плечи Прюденс. Девушка чуть обернулась к сэру Энтони и почувствовала неодолимое желание положить голову на широкое плечо. Он склонил голову над ней, у нее заколотилось сердце; она протянула руку, из груди вырвался взволнованный вздох. Руку крепко сжали. Сэр Энтони поцеловал ее в первый раз, и если этот первый поцелуй был неловок, каким и полагается быть первому поцелую, то второй был безжалостно запечатлен на ее дрожащих губах. Она оказалась в его объятиях; она обвила руку вокруг его шеи и судорожно вздохнула, наполовину протестуя, наполовину радостно.
Лошади двинулись медленным шагом, всадники не разомкнули объятий.
– Никогда? – тихонько переспросил сэр Энтони.
Прю вспомнила свои слова, что только что сказала ему. Видно, она ошиблась.
– Я думала, что не могу. – Ее пальцы дрогнули в его руке. – Я никогда раньше не испытывала этого, понимаете?