Тут Пуаро вставил вопрос:
– Ваш хозяин, как правило, закрывал на ночь окно или нет?
Мисс Клегг задумалась.
– Обычно оно было открыто, во всяком случае, фрамуга.
– Но сейчас оно закрыто. Как вы можете объяснить это?
– Не знаю, возможно, он закрыл его, почувствовав сквозняк.
Задав еще пару вопросов, Джепп отпустил ее. Затем он по отдельности допросил чету Паркеров. Миссис Паркер была явно настроена на истеричный и слезливый лад, а мистер Паркер настроен был по-боевому и просто-таки извергал угрозы и проклятия. Он отрицал, что найденная запонка принадлежит ему, но поскольку его жена успела опознать ее, то это отрицание вряд ли улучшило его положение; и поскольку он также заявил, что вообще не заходил в комнату Протеро, Джепп счел, что у него достаточно оснований для того, чтобы задержать Паркера.
Препоручив его заботам Полларда, Джепп поспешил в деревню, чтобы связаться с полицейским управлением. А мы с Пуаро побрели обратно в гостиницу.
– Вы почему-то на редкость спокойны, – заметил я. – Неужели этот случай не заинтересовал вас?
– Au contraire [55] , он чрезвычайно заинтересовал меня. Но и озадачил меня также.
– Неясен мотив, – задумчиво произнес я. – Но я уверен, что этот Паркер – темная лошадка. Обстоятельства вроде бы вполне очевидно складываются не в его пользу, но поскольку отсутствует мотив, он еще может выкрутиться.
– Неужели вы не заметили одну очень важную деталь, которую, естественно, пропустил Джепп?
Я с любопытством посмотрел на него.
– Ну, что же вы там припрятали в рукаве, Пуаро?
– Вернее было бы спросить: что было спрятано в рукаве покойного?
– А-а, вы о том носовом платке!
– Совершенно верно, о том самом платке.
– Моряки обычно прячут платки в рукавах, – задумчиво сказал я.
– Отлично замечено, Гастингс, хотя у меня на уме совсем иное.
– А что же еще?
– М-да, мне не дает покоя запах сигаретного дыма.
– Я совсем его не почувствовал, – удивленно воскликнул я.
– Вот и я тоже, cher ami.
Я пристально взглянул на него. Бывает очень трудно понять, когда Пуаро морочит голову, но на сей раз он выглядел совершенно серьезным.
Дознание состоялось через два дня. Между тем на свет выплыли новые доказательства. Какой-то бродяга признался, что перелезал через стену в сад Лей-Хаус, где частенько ночевал в незапертом сарае. Он заявил, что слышал, как около полуночи в комнате второго этажа громко спорили двое мужчин. Один требовал какие-то деньги, а другой яростно отказывался их платить. Спрятавшись за кустами, он хорошо разглядел этих мужчин, поскольку они прохаживались возле освещенного окна. В одном из них он узнал мистера Протеро, владельца этого дома, а другой явно походил на мистера Паркера.
Теперь стало ясно, что Паркеры приехали в Лей-Хаус, чтобы шантажировать Протеро, и когда позднее выяснилось, что настоящее имя покойного было Уэндовер и что он был лейтенантом военно-морского флота и имел отношение к взрыву на крейсере «Мерритот» в 1910 году, то дело вроде бы стало проясняться. Предполагалось, что Паркер, осведомленный о той роли, которую играл в этом взрыве Уэндовер, выследил его и потребовал деньги за молчание, которые тот отказывался платить. В пылу ссоры Уэндовер вытащил пистолет, а Паркеру удалось выхватить у него оружие, и в итоге он убил Уэндовера, попытавшись придать этому убийству вид самоубийства.
Дело передали в суд, сохранив за Паркером право на защиту. Мы с Пуаро присутствовали на судебном разбирательстве. Когда мы вышли из зала городского суда, Пуаро решительно взмахнул головой.
– Так и надо сделать, – пробурчал он себе под нос. – Да, так и надо сделать. Больше откладывать нельзя.
Он зашел на почту и написал письмо, которое отправил со специальным посыльным. Я не разглядел, кому оно было адресовано. В гостинице Пуаро заметно нервничал, то и дело подходя к окну.
– Я жду гостей, – пояснил он. – Не может быть… Несомненно, я не мог ошибиться! Да, вот и она.
К моему крайнему удивлению, через минуту к нам в номер вошла мисс Клегг. Она выглядела не такой спокойной, как обычно, и тяжело дышала, точно бежала всю дорогу. Я увидел страх в ее глазах, когда она взглянула на Пуаро.
– Присаживайтесь, мадемуазель, – доброжелательно сказал он. – Мои предположения оказались правильными, не так ли?
Вместо ответа она разразилась слезами.
– Почему вы так поступили? – мягко спросил Пуаро. – Почему?
– Я очень любила его, – ответила она. – Я нянчила его, когда он был еще совсем ребенком. О, будьте милосердны ко мне!
– Я сделаю все, что в моих силах. Но вы же понимаете, я не могу позволить, чтобы повесили невинного человека… невзирая на то, что он – изрядный мерзавец.
Она выпрямилась и тихо сказала:
– Наверное, поэтому я так и поступила. Делайте так, как считаете нужным.
Затем она встала и поспешно покинула комнату.
– Неужели она убила его? – спросил я, совершенно сбитый с толку.
Пуаро загадочно улыбнулся и покачал головой.
– Он сам застрелился. Вы помните, что он носил платок в правом рукаве? Это свидетельствует о том, что он был левшой. Боясь разоблачения после бурного объяснения с Паркером, он застрелился. Утром мисс Клегг пошла, как обычно, будить его и обнаружила, что он мертв. Как она только что нам сказала, она знала его с самого детства и ужасно рассердилась на Паркеров, которые стали причиной этой позорной смерти. Она считала их убийцами и вдруг увидела возможность заставить их понести наказание за смерть, на которую подтолкнули его. Она одна знала, что Уэндовер был левшой. Переложив пистолет в его правую руку, она закрыла окно на задвижку, подбросила сломанную запонку, подобранную в одной из комнат первого этажа, и вышла, заперев дверь и забрав с собой ключ.
– Пуаро, – в приливе восторга сказал я, – вы просто великолепны. И все это дело вы разгадали по одному маленькому платочку.
– И по запаху сигарет. Если окно было закрыто, а все эти сигареты выкурены, то воздух в комнате должен был быть изрядно прокуренным. А вместо этого он был вполне свежим, поэтому я сразу пришел к выводу, что окно было открыто всю ночь и закрыто только утром. Я не смог найти ни одной достойной причины, по которой убийце могло понадобиться закрыть окно. Ему как раз следовало бы оставить его открытым, чтобы показать, что убийца мог сбежать этим путем, если бы не прошла версия самоубийства. И конечно, показания бродяги, когда я узнал о них, подтвердили мои подозрения. Он никогда бы не услышал их разговор, если бы окно было закрытым.
– Великолепно! – искренне воскликнул я. – А что, не выпить ли нам чайку?