Услышанное Ивану очень не понравилось. Особенно тот момент, что фантомы придётся развоплощать, а со временем вообще всех лишиться. Безголовый Тузик, после утери сигвигатора, за весьма короткий срок лишился сразу семи, если не восьми фантомов. И причина ясна: слишком интенсивно их использовал, воевал, вёл поиск да и в последнем бою пошёл ва-банк, почему и погиб от перерасхода сил. На его фоне добровольный отказ от сигвигатора и уход в большую политику Большого Бонзы выглядел невероятно рискованным, даже загадочным поступком. Скорей всего надеялся Бонза на постоянную помощь от Туза Пик, и тот её оказывал всегда и по первому требованию, а свои остаточные силы правитель Москвы берёг как зеницу ока.
Загралову, если вдруг он останется без сигвигатора, никто помогать не станет. Даже наличие Кулона-регвигатора совсем не даёт уверенности, что удастся продержать в постоянной телесной форме хотя бы одну только Ольгу Фаншель. А остаться в этом мире без любимой супруги – такое просто в сознании не умещалось.
Поэтому Иван заволновался не на шутку. Если не сказать правильно и точнее: испугался. И с огромным стыдом вдруг обнаружил в себе совсем иные мысли, совершенно недостойные человека, решившего бороться с несправедливостью этого мира. Оказалось, что личные мотивы, особенно если это касается любимой женщины и шанса иметь с ней детей, моментально перекрывают все высшие гуманистические и гуманитарные рассуждения о честности, благородстве и торжестве законности. «Своя рубашка» оказалась настолько ближе к телу, что на пять минут в разговоре повисла тяжёлая, мрачная пауза, во время которой в голове теснились самые негативные и низменные эмоции:
«Да на кой ляд я вообще со всем этим связался?! Раз люди против этого не сражаются, то почему я должен им всё преподносить в готовом виде, на блюдечке с золотой каёмочкой?! Мне что, больше всех надо? Вон как пятидесятники здорово устроились: никому не мешают и в то же время живут не хуже полноправных царей или императоров. Мало того, их всё равно никто не трогает, побоятся… А не побоятся, так они их легко уничтожают, создавая вокруг себя свободное пространство для дыхания полной грудью. Тогда как я с первого дня только тем и занимаюсь, что сражаюсь с отбросами общества, с циничными подонками и с обнаглевшими от собственной безнаказанности уголовниками. Может, стоит немедленно остановиться? Да сосредоточиться только на создании «ДЖ Хоча»? И то надо посчитать, сколько тысяч людей по всему миру попадёт под мою косвенную власть…»
И только потом он заметил, насколько пристально, изучающе за ним наблюдают оба опекуна… Создалось такое впечатление, что они все его мысли прочитали и уличили в чём-то грязном, постыдном и низком. Захотелось совсем по-детски попросить прощения и пообещать, что больше так не буду.
Хорошо, что иная мысль вовремя пришла в голову:
«С какой стати мне должно быть стыдно перед этими старыми мухоморами? Уж они-то и пальцем не пошевелят, чтобы отомстить бандитам за убийство простых людей! Да и не простых – тоже. Замкнулись каждый в своём мирке, построили вокруг него непробиваемую ракушку из правил, дутых принципов и ханжеского равнодушия и бездействуют. Так что это им впору чувствовать себя виноватыми и извиняться передо мной за бездействие!..»
А вслух довольно язвительно поинтересовался:
– Так что мне делать? Что вы мне посоветуете?
– А мы и не советуем! – мгновенно отозвался Апостол. – Мы просто стараемся объяснить тебе аксиомы нашего существования, осветить некоторые тёмные уголки имеющихся инструкций сигвигатора и чисто по-свойски, как товарищи, предупредить о возможных неприятностях или осложнениях. А уж как устраиваться в этом мире – решать только тебе. У каждого своя судьба, свои резоны поступать так или иначе.
Хорошее мнение. Только непонятно, то ли благодарить за участие и объяснение, то ли проигнорировать и плюнуть на все предупреждения? Плеваться Ивану не позволяло воспитание, благодарить – не позволяло внутреннее раздражение, замешенное на злости. Оставалось только выпытывать до конца.
– То есть борьба за справедливость не должна превышать локального, окружающего меня пространства?
– Точно! Иначе… сам понимаешь…
– Не понимаю! – упорствовал Иван. – К примеру, если я возжелаю провести через парламент некий закон, гарантирующий смертную казнь любому похитителю людей, и этот закон будет принят всей страной для выполнения, то я останусь без сигвигатора?
– О! Замечательный пример! – похвалил Леон с восторгом. – И молодец, что его придумал. Вот смотри: ты можешь воздействовать своей властью на группу парламентариев, которые, несомненно, принимают твой закон. Тут вроде бы всё нормально, количество тебе непосредственно подчинённых людей в какой-то момент резко возрастёт, но, допустим, не критически, и ты остался при своих интересах. Дальше пошла энтропия успокоения создавшегося всплеска и, скорей всего, угроза отбора сигвигатора исчезнет. Но! Если ты ввёл подобный закон, ты захочешь проследить, как его станут выполнять на местах. Не секрет, что в России любые законы могут действовать в обе стороны: виновных станут выпускать на свободу за взятку, а невинных – попросту уничтожать. Естественно, что ты возмутишься и в обязательном порядке накажешь зарвавшихся судей, преступная сущность которых для тебя не станет секретом. Причём накажешь так, чтобы остальным неповадно стало нарушать твой закон. И… после этого количество людей, тебе подчинённых, возрастёт невероятно резко.
Понять полусотника оказалось просто.
– То есть если вся система станет работать по неким законам, пусть даже и придуманным мной, – то это не будет считаться моим превышением власти. А вот если я стану лично бдеть над исполнительной властью, то сигвигатор у меня моментально заберут?
– Совершенно верно!
– Ага… Значит, мне вначале надо дождаться набора невероятно честных судей, справедливых адвокатов, кристально непредвзятых прокуроров и только после этого вводить свой закон?
Знаменитый импресарио из Канады одобрительно закивал и продолжил в том же тоне:
– Что само по себе в нашем мире вещь совершенно нереальная. Я уже не упоминаю отдельно взятую, насквозь коррумпированную Россию. Ты никогда не попадал под пресс судебного произвола? Или судебной ошибки?
Загралов непроизвольно замолк, когда вспомнил ещё то время, которое для него обозначалось понятием «до находки сигвигатора». Тогда первая жена обокрала его до последней нитки, оставив без обеих квартир, машины, гаража, денежных накоплений, отличного места работы и честного имени. И ещё невероятное чудо, что его не засадили в тюрьму за: развал предприятия; продажу секретных данных; клевету на доброе и честное имя возмущённой супруги; и… прочее, прочее, прочее.
Только «счастливое» стечение обстоятельств, нежелание следователей возиться с лохом да безукоризненное алиби, подтверждённое билетами на самолёт, позволило оказаться на улице с хорошо просматриваемым клеймом «бомж».
Сейчас, вспомнив те тяжелейшие годины своей жизни, Иван забормотал вслух:
– Конечно… от судебной ошибки никто не застрахован… Пока на месте судей и адвокатов находятся люди… А вот если бы вместо них там сидели… допустим, роботы?.. Или стояли некие бездушные агрегаты?..