Врач метался от одной группы к другой, и на пике этой всеобщей истерии, как ушат холодной воды для всех, прозвучало известие о смерти Валентины Семеновны – единственной медицинской сестры. Пробравшись среди монтажных столов к амбулатории, находящейся в отдельном закутке, и только увидев ее перекошенное лицо, Изотов констатировал инсульт. Дышать в помещении становилось все тяжелее. Видимо, какие-то повреждения в вентиляционной системе все же были. И не удивительно. Удивительно было другое, почему все еще живы.
Этот вопрос, а точнее его несправедливость (почему мы живы, а все родные и близкие превратились наверху в радиоактивную пыль?), постоянно занимал умы всех находящихся внутри убежища. В голову закрадывалось простое решение проблемы – покончить с этим одним махом. Не только Максиму приходило на ум такое решение прекращения мучений.
В ответвлении коридора нашли двух повешенных на собственной одежде. Мужчина и женщина. Никто и не заметил, как они уединились. Да и никому, по большому счету, не было до них никакого дела. Наверное, это случилось, пока врач возился с Валентиной Семеновной. К тому моменту, когда их обнаружили и экстренно позвали его, сделать уже ничего было нельзя.
Не прошло и нескольких часов, а небольшая группа выживших уже несла потери. Если хочется выжить, этому царству слез надо немедленно положить конец. Работа и только работа может заставить человека захотеть жить.
Виктор организовал группы по обустройству нынешнего жилища. Он бегал за каждым, понукая, и ругаясь, находя каждому дело, и не отставал, пока человек не включался в работу. Не успокоился, пока все вокруг не превратилось в копошащийся муравейник. Мало кому было заметно, что тем самым он успокаивал, прежде всего, себя.
* * *
Виктор сидел в комнате, которая изначально задумывалась как инженерная или проектная. На стенах висели какие-то электронные схемы, под потолком светила тусклая лампочка накаливания. Начальник обосновался в этой комнате сразу, как только утихли страсти. Максим зашел к нему, собственно, обсудить, что делать с телами умершей и погибших. В замкнутом помещении наличие разлагающихся тел будет большой проблемой.
– Садись, как зовут-то тебя? – спросил он, пододвигая Изотову стул.
– Максим.
– Ну что, Максим, я вижу, что ты вполне разумный человек, и буду с тобой максимально откровенен. Все мы в большой заднице. Хотя продуктов и воды у нас пока хватает, а вот топлива при этом расходе всего на месяц, и то в режиме жесткой экономии. За это время надо пополнить его запасы. Связи с основным бункером нет, а там все мое начальство. Не решим эти проблемы – тогда все! Что ты по этому поводу думаешь?
– У меня, прежде чем я что-то скажу, есть вопросы. Скажи, этот телефон на столе – связь с основным бункером?
– Да.
– А далеко основной бункер?
– Ну, метров сто—сто пятьдесят на восток, – лейтенант неопределенно махнул рукой куда-то в сторону.
– И прохода к нему нет?
Он молча кивнул. Затем подумал и сказал:
– Туда ведет кабельная шахта, труба железобетонная, диаметром сантиметров десять. По нему и идут телефонный и электрический кабели.
– Расскажи мне про основной бункер.
– С чего начать-то? Под основным корпусом, ну ты видел, справа от КПП четырехэтажное здание, и за ним цеха. Под всем этим, больше, чем периметр здания, подземное сооружение двухуровневое, в основном цеха, как и наш, рассчитано максимально на две тысячи человек. Входы – один в здании. Другой рядом с КПП. Есть еще один со стороны клуба.
Максим молча выслушал информацию и на некоторое время задумался.
– Значит, так. Надо разбирать завал и пытаться дойти до основного бункера. Это реально. Что у нас с противорадиационным снаряжением?
– Двадцать комплектов ОЗК, двадцать противогазов.
– Значит, дойдем. И потом, у нас дизеля на любом топливе работали. А эти?
– Что значит – у нас? Ты же врач.
– Да, врач. Просто я служил в армии. В подобном бункере.
– А-а-а. То-то я смотрю, ты слишком много про бомбоубежища знаешь. Да, работает на всем, что горит. Но лучше, конечно, солярка или бензин.
– Короче, надо откапываться. Наверху куча автомобилей на стоянках. Вот тебе и топливо, но экономить надо, в этом я с тобой согласен. У меня к тебе еще один вопрос. Как ты знаешь, у нас есть мертвые тела. Куда трупы-то девать? Этот вопрос более важен на данный момент, чем топливо. Они через день разлагаться начнут, тогда все на улицу побежим, несмотря на радиацию.
– Да. Об этом я и не подумал. Ну, пока положим их в пакеты, герметично упакуем, а как выход откроем, тогда и похороним. Других вариантов нет.
На том и порешили.
* * *
Процесс разбора завала в запасном выходе занял целую неделю. Хотя гермодверь открылась без проблем, сразу за дверью на площадке рухнул целый пролет лестницы и помещение предстало заполненным смесью из железобетона и металла колодцем. Сразу встал вопрос, куда выносить строительный мусор. Под это отвели комнату рядом с выходом. Железобетонные перекрытия пришлось разбивать кувалдами, арматуры перепиливать ручной ножовкой. Дело это трудоемкое и утомительное, но так как организовали смены из всех желающих, включая женщин, которые занимались выносом строительного мусора, дело медленно, но верно продвигалось вперед. После того, как убрали весь завал, оказались перед новой проблемой. До ближайшей площадки, которая была над ними в пяти метрах, надо еще добраться. На общем собрании решили, что не стоит строить времянку, а лучше сразу соорудить капитальную лестницу. Материалом для нее послужит часть металлических столов из основного зала. Инженеры рассчитали проект, но для его выполнения требовались детали, которые возможно было сделать только на токарном станке. После долгих пререканий с применением веских аргументов с обеих сторон, Виктор согласился завести второй дизель. Для того чтобы запустить токарный станок, требовалась большая мощность. Все время, пока токарь вытачивал детали крепления лестницы, лейтенант стоял «над душой», периодически многозначительно поглядывая на часы. После этого еще целый день сокрушался, что всего за час сожгли соляры на неделю. Еще день инженеры собирали лестницу. Она получилась надежной и прочной и не уступала своей железобетонной предшественнице. Выход на поверхность назначили на следующий день.
На собрании решили, что для выхода нужно создать две группы. Одна должна будет набрать из машин бензин, поскольку вопрос топлива действительно стоял очень остро, а вторая – пробраться в сторону запасного выхода основного убежища. В группы решили набрать по пять человек. Все участники выхода на поверхность собрались в комнате лейтенанта, склоняясь над большой схемой территории завода. Они прорабатывали план выхода несколько раз, до мельчайших подробностей, но все равно оставались нерешенные вопросы. Никто и не представлял себе, как изменилась поверхность, поэтому план все равно придется менять по ходу возникновения проблем, а что они возникнут, никто не сомневался. Жутко было представить, что там можно увидеть. Воображение рисовало горы покалеченных тел и раскатанные в порошок знакомые здания. А еще перед глазами почему-то стояла обожженная вьетнамская девочка и тени людей Хиросимы после взрыва.