И что делать – не знаю. Время уже к четырем часам ползет, темнеть начнет в районе семи – не ночь, конечно, но и легкие сумерки здесь не в радость. А учитывая, что эти самые склады проектировались так, что через окна даже в солнечный день свет почти не проникает, то задача моя усложнялась в разы. Сплюнув с досады, я бросил взгляд на столкнувшиеся грузовики, и…
Сердце, гулко стукнув так, что отдалось под горлом, по ощущениям тут же опустилось гораздо ниже груди. Растяпа, дурак… Как же я мог этого не заметить? Рядом же проходил, рукой достать мог… Вот ведь зараза.
Между переломанными прицепами, сгорбившись и низко, до земли, опустив руки, сидел на ящике плитки человек. От воздействия непогоды и толстого слоя пыли ветровка по цвету уже не отличалась от полос подгнившего разорванного тента от прицепа – наверно, поэтому-то я и не заметил его сразу. Ветерок мотал желтые, цвета прошлогодней травы волосы, упавшие на лицо, и такой же буровато-желтой была кисть руки, уткнувшаяся черными ногтями в землю. Покоробившаяся куртка с одной стороны была покрыта темными полосами, усыпанными странными белыми шариками, и, приглядевшись, я вдруг понял, что это шляпки мелких бледных грибов. Под рукой мертвеца валялись штык-нож от автомата Калашникова и частично вскрытая консервная банка. Сам автомат без магазина лежал поодаль, почти незаметный под слоем нанесенного дождями песка. В другой ситуации, найдя труп настолько хорошей сохранности, я бы тихонько ушел от этого места как можно дальше. Кто его знает – может, и в самом деле мертвец, такой, каким ему быть и положено, – совсем мертвый, неподвижный и по этим причинам не опасный. А что сохранность хорошая, так в Зоне это бывает, здесь еще и не такое бывает, видели. Может, это как раз из-за грибов на нем, поганок этих. Бот как-то рассказывал о разновидности бывших опят, выделяющих столь мощный антибиотик, что мертвое тело сохраняется годами, пока гриб его потихонечку жрет, не желая делиться с бактериями да насекомыми. Нередко жрет, кстати, и ходячих кадавров, которых сталкеры «грибниками» прозвали. Вот не хотелось бы от такого «грибника» лопаткой своей отмахиваться.
Подобрав длинный прут левой рукой, а в правой крепко сжав саперку, я осторожно потыкал тело, потом даже ударил слегка по плечу, отозвавшемуся пустым, твердым звуком. И, прошептав «извини, мужик», стукнул намного сильнее. Прислушался. Похоже, «правильный» он, не поднимется. Уже лучше.
От трупа исходил очень слабый грибной запах. Одежда, насквозь пронизанная грибницей, стала ломкой, хрустящей, расслаивающейся при моей попытке проверить карманы. Ни документов, ни дорогого детектора с ПМК при бедолаге не оказалось. Пустым был и рюкзак, который я нашел недалеко от ржавого автомата, – определенно, у сталкера забрали все более-менее ценное. Автомат, который я вынул из наслоений песка, оказался грязным и испорченным еще «при жизни» – не хватало крышки ствольной коробки, а ствол у казенного среза был сколот. Кроме того, даже без этих повреждений «калаш» был явно малопригоден – несмотря на ржавчину, было хорошо видно, насколько изношены, стерты нарезы в стволе. Оружие, как и говорил Закос, было действительно «никаким».
– Эй… мужи-ик… не стреляй…
Я даже не испугался – словно подсознательно ждал чего-то такого в этом проклятом месте. Да и стрелять мне в общем-то не из чего…
Он стоял по ту сторону прозрачной, текучей стены. Перекошенный, сгорбившийся, с грязно-белым, в темных пятнах лицом, похожим на кусок старой березовой коры. Я увидел взгляд плоских бледных глаз, услышал тихий скрип сухожилий, когда нечто, когда-то бывшее человеком, подняло вверх руки.
– Я… Скачо-ок… не стреляй… – Громкий шелестящий шепот с натужными хрипами, и бывший сталкер, спотыкаясь и раскачиваясь, подошел вплотную к аномалии, где и остановился. – Ты… живо-ой… я ждал…
– Т-ты Скачок, да? – заикаясь, пробормотал я, пятясь к разбитой фуре. – Хм… мда… однако…
Бывают среди них и говорящие, да, видел и слышал, к счастью, издалека. Надеюсь, не кинется, не просто же так он остановился у непонятной этой стеночки.
– Не… дрейфь, бродяга… не кусаюсь я, честно… не уходи… – Скачок опустил руки, гулко выдохнул, раскрыв черный рот с серыми, грязными зубами, сухо закашлял. – Ты… ты это… постой…
– Ты не зомби? – Я и в самом деле остановился, но и не подумал убирать саперную лопатку.
– А… хрен его знает, мужик… – Бывший сталкер пошатнулся, но удержал равновесие. – В зеркале вроде как мертвец… жрать не хочу, то есть вообще ничего… не болит нигде. Сплю вот много, очень много, иногда по неделям. Где придется. Снежок был, так я и на нем спал… не холодно. Сдох я, мужик… но как-то неправильно сдох… Мне бы ожить. Ну или уже совсем, так, чтоб по-настоящему…
Зомби помолчал, осторожно коснулся слоев дрожащего воздуха и поспешно убрал руку.
– Как звать тебя? Зачем здесь?
– Ланс… ну, Фрилансер я. Можно Ланс. И здесь, по ходу, за тем же, что и вы с Черепом ходили, – выдохнул я, все еще не веря своим глазам.
– Через стеночку не переступал? – спросил мертвец, неприятно, в упор, уставившись белесыми глазами. – Говори, не ходил?
– Нет…
– Повезло тебе, Ланс… хода через нее нет… совсем. Мы вот с Черепом думали-думали, сидели тут, камешки сквозь эту гадину кидали. Ну, он первый и пересек, – речь зомби стала более внятной, – говорит, ничего такого нет, нормально все. Я – за ним. Тоже все путем вроде. Ну… Проверили, ага. Череп обратно шагнул, хотел еще посидеть, тушняка перед работой навернуть. Сел… ну и все. Видел ты, наверно… До сих пор там сидит, бедняга. А мне… поплохело резко, ну просто смерть… Я обратно к стенке… понесло зачем-то. И, знаешь, Ланс, отпустило за ней. С тех пор там и сижу… долго… один…
Зомби хрипло вздохнул и шагнул сквозь аномалию. Я услышал легкий скрип и шипение, и Скачок, развернувшись, с места прыгнул назад.
– Далеко не отпускает… дурно становится… заперт я здесь, сталкер. Зачем ты пришел?
– Бандиты отправили. За вами. И на склад за телефонами.
– Про ляльки забудь, почти все всмятку или погорело… Крыша там обвалилась, аномалия, ну. Дожди, плесень, а в углу еще и «дуговая», сволочь, все выжгла, что гореть могло. Зря… зря мы с Черепом сдохли, бестолково как-то… какая-то девка там еще…
– Та, что у поворота лежала? Она?
– Ага… Нашел ты ее, значит, тоже… как-то звали ее… уже не помню. Забываю все. Даже как рожа моя при жизни выглядела – и то забыл. Ни одной фотки на ПМК нет. Ни на моей, ни на Череповой. И спать здесь… Я снова один. А снег тут… ты знаешь… бывает горький и сухой. Во рту не тает, пить нельзя его. И спать зимой… так хочется. Темно когда, то засыпаю, долго, и просыпаюсь в других местах. Странно, да? А девку-то мы бросили, где лежала. Не закопали ее. Плохо, покоя не дает… Череп сказал, забей, не возись… А теперь вон сам. Все сидит… Плохо мне, Ланс… темно…
Зомби, закатив глаза, тихонько забормотал что-то бессвязное, хрипло шелестя связками, потом замолчал.
– Ты еще здесь, мужик? Плохо вижу… Глаза в последнее время не слушаются, все плывет… Ты ведь за нами пришел, да? Тебя этот… Паня Закос послал?