Как-то сам собой бой начал стихать. Половцы ещё окружали катафрактов, но постепенно отошли и стояли метрах в пяти. Половецкий командир крикнул что-то, степняки сзади тронули коней и расступились, образовав широкий проход. Не ловушка ли?
Алексей и Конрад молчали. Оба лихорадочно прикидывали: отойти, растянув семёрку и подвергнув её тем самым нападению, или стоять?
Алексей решился первым:
– Попарно, все тесно рядом – уходим.
Медленно, держа оружие наготове, они двинулись вперёд.
Половцы стояли неподвижно.
Катафракты отъехали на сотню метров и обернулись. Половцы собирали своих убитых, перекидывая тела через спины лошадей. А не фиг лезть на чужие земли! Получили по мордам? И впредь так будет!
Меж тем один из катафрактов чувствовал себя плохо. Бледный от кровопотери, он раскачивался в седле как пьяный, и на лице выступила испарина.
Алексей показал на него Цимисхию:
– Поддержи!
Тот подъехал поближе, взял из ослабевшей руки раненого меч и вложил в его ножны.
– Перевязать бы его.
Оказать помощь, конечно, надо, но не на виду же, не в опасной близости от половцев.
Они заехали в лес, и Алексей поставил на охрану одного катафракта. Раненых стащили с лошадей, уложили на землю. У каждого катафракта на такой случай в чересседельной кожаной сумке есть перевязочные материалы – длинные ленты белёного полотна.
Всех троих перевязали. У двоих ранения были лёгкими, но крови они потеряли много. И только один из троих был ранен серьёзно. Кольчуга на плече была рассечена саблей, и на разрезе видна кость. Ещё одна рана была на бедре.
Катафракта перебинтовали, подняли на коня и привязали к седлу – уж больно он был слаб.
– Едем в город – помощь нужна.
Ехали медленно, щадя раненых.
Добравшись до города, нашли врачевателя – искусного грека. Тот осмотрел раны, присыпал их сушёными травами, зашил кривой иглой, перебинтовал.
– Эти двое, – он указал на легкораненых, – через десять дней будут в строю, а вот этот – он качнул головой в сторону неподвижно лежащего тяжелораненого катафракта, – не знаю – выживет ли? Но я приложу все силы. Оставляйте.
Алексей достал золотую монету и отдал врачевателю.
– Поехали в харчевню, хоть горячего поедим, продрог я что-то, – сказал Конрад.
С одежды их стекала вода, уже не впитывающаяся в плащ.
В городской харчевне пусто, тепло и вкусно пахнет. Катафракты, поставив лошадей под навес, отжали плащи на крыльце и повесили их перед камином. От плащей пошёл пар, и в зале стал распространяться тяжёлый запах пота и крови.
Они заказали по половине жареной курицы с тушёными бобами на брата и горячего вина с пряностями – согреться. Выпив по кружке, почувствовали, что кровь веселее заструилась по жилам и что они наконец-то согрелись.
– Что делать будем? – спросил Конрад.
Ситуация складывалась тяжёлая, оставшиеся четверо катафрактов были годны только для патрулирования. Сдержать какие-либо силы, кроме одиночек, они были не в состоянии. Стало быть, и приказ выполнить невозможно. А до прибытия смены ещё неделя.
Алексей раздумывал недолго.
– Завтра с утра пойду к командиру ополчения, может, удастся выпросить хотя бы пару-тройку всадников. Тогда продержимся оставшуюся до смены неделю.
– А если у них конных воинов нет?
– Тогда придётся выполнять приказ.
– Вчетвером? Это самоубийство! – Конрад покачал головой.
– Придется осторожничать, близко к границе подбираться не будем. Стычек надо избегать, при опасности уходить в селения.
– Это сказать просто. Полусотня половцев из дождя внезапно показалась – и что? Мы едва за оружие схватиться успели.
– Да я с тобой, Конрад, не спорю, сам ситуацию понимаю. А теперь вдумайся: нас здесь четверо катафрактов – здоровых, не раненых, боеспособных. Не выйдем на патрулирование – а половцы нападут. С нас же спросят – где были в это время, что делали? Отсиживались в харчевне и пьянствовали? Вот и выходит – продержаться надо.
Доедали и допивали молча – каждый был погружён в тяжкие раздумья. С одной стороны, рядовым катафрактам проще: не надо анализировать, думать, только приказы выполняй. А как не думать, если своей шкурой рисковать надо?
Ввиду плохой погоды они переночевали на постоялом дворе, при харчевне.
Утром, после завтрака, Алексей пошёл к начальнику ополчения. Особых надежд он не питал. У ополченцев – дом, семья, своя работа. Это когда враг у стен и город осаждён, все жители бросают дела и защищают родное гнездо и свои жизни, часто – упорно и самоотверженно.
Конрада с собой Алексей не взял – язык он понимает плохо.
Командир, грек Манукис, отказал сразу, едва выслушав просьбу:
– Строевой конь только у меня у одного в городе – все ополченцы пешие. К тому же мы платим налоги и армия должна нас защищать. Ведь вы же жалованье получаете? Ну вот и решайте со своим друнгарием.
Как ему объяснить, что половцы рядом совсем и что, если бы не дозор катафрактов, степняки уже добрались бы до города? А что дозор мал, так в том нет вины Алексея. Мало у империи сил, она давно уже больна. Как старый лев, когда-то наводивший ужас на округу, а ныне терзаемый молодыми шакалами. Иногда он ещё может собрать силы и мощно ударить лапой, убив одного наглеца. Но силы уже покидают его. Только империи, особенно большие и некогда мощные, умирают медленно и долго. Так было и с Римской империей, и с Карфагеном, не миновала эта горькая участь и Византию. Тем более что Алексей мог сравнивать империю в пору её молодости, расцвета с нынешней, раздираемой многочисленными врагами. И сравнение это было не в пользу нынешней.
Алексей ничего не стал объяснять греку, он молча повернулся и ушёл.
Катафракты встретили его вопрошающими взглядами, но Алексей лишь беспомощно выругался:
– Не дал. Говорит – коней нет, сволочь.
– Тогда по коням, – скомандовал Конрад. – А что такое «сволочь»?
Похоже, он не сильно расстроился, поскольку ожидал такого ответа. Это для воина воевать – привычное дело, а для обывателя – чрезвычайное событие, и рисковать своей головой никто не хотел.
Они оседлали отдохнувших и сытых коней. Сегодня небо смилостивилось над ними: оно было пасмурно, плыли низкие тяжёлые тучи, но без дождя.
Под копытами лошадей чавкала грязь. И сами лошади, и ноги катафрактов до колен быстро покрылись грязью.
– Не должны половцы в такую погоду перевал перейти. Грязно, земля скользкая, коня галопом не пустишь, – рассуждал Конрад.
– Твои слова, Конрад, да Богу в уши. А там глядишь – и протянем неделю.