– Так вот о том я и говорю – три дня провозились, а спасибо так и не дождались. Смысл было так убиваться?
– Вот будешь внучку замуж выдавать, убиваться не станем, так и быть!
– Ну чего ты сразу про мою внучку? – забеспокоилась Анико. – Традиция остается традицией. Столы все равно надо накрывать.
– Так все-таки традиция или спасибо не дождаться? А то я уже запуталась.
– Тамар, тебе лишь бы за слово зацепиться!
– Лучше за слово зацепиться, чем в глаза вцепиться, Анико.
– Это я уже поняла.
– Ты нашей Тамар не перечь, Анико, – подмигнула бабушка Шушик, – нас тут много, а ты одна. Побьем ведь!
Девочка слушала шуточную перебранку взрослых, переводя радостный взгляд с одной женщины на другую.
– Это кого тут собираются бить? – заглянула на кухню бабушка Лусинэ.
– Явилась! Где тебя все утро носило? – переключилась на подругу Тамар.
– Головой маялась.
– Небось давление?
– Да какое давление в моем возрасте?
– Лусо, тебе сколько лет? Чай не двадцать! Лечиться надо, Лусо. Хотя бы валерьянкой. Не поможет, так успокоит.
– Я смотрю, ты сегодня в ударе, – не осталась в долгу бабушка Лусинэ.
– А я всегда такая на голодный желудок!
– Так поешь!
– Жено есть звала! – вспомнила Девочка. – Пора уже!
– Пошли поедим, пока Тамар нас всех со свету не сжила, – сняла фартук старая Анико.
Жено разливала по чашкам сладкий чай с чабрецом. На дровяной печке подсушивались ломти хлеба, тихо скрипел дощатый пол, заскучавший ветер царапал пальцем шушабанд. В глиняной миске переливался янтарным липовый мед, чуть подтаявшее сливочное масло проступило матовыми каплями пахты. В центре стола, на большом блюде, пестрел листьями мяты, прозрачными луковыми дольками и расплавленным сыром золотисто-румяный пышный омлет.
Завтрак, несмотря на общую усталость, прошел неожиданно шумно и весело. Вера взбила масло с медом и намазала на теплые ломти хлеба – к чаю. Нани, получив свою порцию вкусного омлета, сразу впала в благодушное состояние. Кнарик – самая говорливая и смешливая из бабушек, загадывала загадки – заговаривала Девочке зубы, чтобы та поела.
– А что это, что это такое – не имеет крыльев, но летает, не имеет рта, но воет, – хитро прищуривалась она, подсовывая ребенку кусочки хлеба с омлетом.
– Ласточка? – увлеченно жевала Девочка.
– Может, и ласточка. Если, конечно, она воет.
– Ворона?
– Нет!
– Жаворонок. Нет, подожди! Сова!!!
– А вот и нет.
– Передай соль, мне не достать, – попросила Девочку бабушка Шушик.
Когда Девочка обошла стол, чтобы передать солонку, она шепнула ей на ухо:
– Это ветер!
– Ну конечно же, ветер, – хлопнула себя по лбу Девочка, – это ведь так просто!
– Просто, когда знаешь отгадку. А когда не знаешь – сложно.
– Загадай мне еще одну загадку, бабушка Кнарик. Эту я точно отгадаю.
– Уверена?
– Ага!
– Ладно. Что это за дерево такое – не цветет, но плодоносит?
– Нууууу! Откуда мне это знать?
– Ты его каждый день видишь!
Девочка перебрала в памяти все деревья – яблоня, груша, орех, вишня, черешня, слива, айва, гранат, инжир… Вроде все цветут. Обернулась к бабушке Шушик за подсказкой. Та кивнула в сторону сада, вздернула брови.
– Сестра, смотри, чтобы голова от такого энергичного кивка не оторвалась, – хмыкнула бабушка Кнарик.
– Не оторвется, не волнуйся.
– Что же это такое может быть? – Девочка подошла к окну, принялась изучать сад – вдруг пропустила какое-нибудь дерево.
– Ты очень любишь по нему лазить, – подсказала Вера.
– Тутовое? – осенило Девочку.
– Конечно!
– А оно разве не цветет?
– А ты вспомни.
– И правда не цветет. Я и не знала.
– Ты просто не обратила на это внимание.
– Но я отгадала, да? Да, бабушка Кнарик?
– Конечно, отгадала!
– Ура! Я не говорила, что отгадаю!
– Умница ты наша!
В печке потрескивали дрова, от порыва ноябрьского ветра тихо звенел стеклами шушабанд, в тарелке лежала недоеденная горбушка хлеба – по ее боку сонно стекала прозрачная капля меда. Бабушка Лусинэ, подперев голову рукой, о чем-то шепталась с нани, шепот ласковый, убаюкивающий, Жено водила пальцем по узору скатерти – мелкие букетики ромашек по зеленому полю, Вера допивала чай – чашка большая, белая, в синий горох. Тата, Шушик и Кнарик сидят напротив, Девочка переводила взгляд с одной бабушки на другую – они были совсем разные, но, если посмотреть на их руки, сразу становилось ясно, что это родные сестры. Ладони бабушек были совершенно одинаковые – маленькие, сухие, узкие, средний и безымянный пальцы повернуты кончиками чуть вбок, словно обижены на остальные.
Завтра будет совсем другой день, завтра, с самого утра, во дворе натянут большой шатер, расставят столы – много столов, рядом лавочки, каждая лавочка накрыта пледом – чтобы удобно было сидеть. К приезду гостей выставят угощение – салаты, закуска, сыры, зелень, спиртное, горячие блюда подадут потом, когда все уже рассядутся по местам и тамада произнесет тост за счастье и благополучие молодоженов, будет играть живая музыка – зурна, доол, дудук, но это потом, а сначала, когда во дворе будет шуметь и толпиться приезжий из далекого Арарата народ, знакомиться с родственниками невесты, обмениваться подарками, будущая свекровь со своими двумя старшими дочерьми заведет Жено в отдельную комнату – переодеваться, Девочка увяжется следом, будет цепляться за подол платья тети – не надо, не надо, Жено растеряется, прижмет ее к себе – так надо, солнышко. Она нечаянно заденет Девочку круглым обручальным кольцом, кольцо напугает ребенка больше, чем беспомощность Жено, и она заскулит, скорбно выгнув губу. Одна из сестер жениха попытается вывести Девочку из комнаты, но та не дастся, забьется в угол и, горько всхлипывая, будет наблюдать, как, спотыкаясь о колючие взгляды женщин своей новой семьи, переодевается Жено.
Она впервые увидит свою тетю голой – узкая талия, розовые соски небольших грудей, родинка на бедре, Жено переоденется во все чужое – кружевное белье, вычурное, хрустящее от обилия воланов и оборок платье, белые прозрачные колготки, длинные нелепые перчатки, пышная фата. Потом, когда ее накрасят – бестолково, обильно, спрыснут из большого флакона сладкими духами и выведут из комнаты, Девочка сдернет с кресла простенькое, пахнущее крахмальной чистотой и чабрецом платье Жено, завернется в него, ляжет на кровать и проснется, лишь когда придет время прощаться.