– Выпьешь?
– Немного, – сказала она.
– Вот и умница… Вот и молодец… Давай не жеманничай, накладывай, чего тебе хочется.
Он разлил по бокалам вино.
– Скажи-ка, милая девочка, а что у тебя с Кравченко?
– Он – мой начальник, – ответила Маша.
– Начальник или хозяин? – поинтересовался Слезь.
– Начальник, – с нажимом повторила Маша.
– Я это к чему говорю… К тому, что любая девочка должна быть хозяйской. Тем более такая коза, как ты. Ухоженная, стройненькая… У каждой женщины должен быть хозяин.
Маша улыбнулась, взяла бокал.
– Николай Иванович, вы женаты? – спросила она.
– Уже нет.
– А чьи это вещи там в спальне?
– Моей бывшей жены.
Маша поставила бокал и сочувственно распахнула глаза:
– Она умерла?
– С чего ты взяла? Жива и здорова.
– Тогда почему ее вещи у вас?
– Это моя прибыль. – Николай Иванович холодно улыбнулся. – Я был женат трижды и, слава богу, твердо усвоил одну истину: свадьба – плохая примета.
– В каком смысле? – спросила Маша.
– Не понимаешь?
– Нет.
– В смысле женской злонамеренности, – пояснил Слезь. – Все бабы лгуньи, кого ни возьми.
– А как это связано с одеждой?
– Что мое – то мое. Никому не отдаю того, на что потрачены мои деньги. Пусть даже это булавки или женские подштанники. В чем пришла – в том и ушла. – Он криво улыбнулся: – Усвоила?
Маша опустила глаза.
– Ну-ну, не строй из себя скромницу, – пророкотал Николай Иванович. – Давай-ка мы лучше выпьем! – Он поднял бокал и взглянул на нее.
Она спросила:
– За что пьем?
– За нас, – сказал Слезь.
Маша выпила. Возможно, оттого, что чуть-чуть захмелела, она решила: наступил удобный момент.
– Николай Иванович, вы уже решили арендовать седьмой этаж?
– А я взад пятками не хожу, – он усмехнулся. – Сказал – значит сделал.
– Вы поднимались туда?
– В тот же день.
– Понравилось? – снова спросила Маша.
– Стены, они и в Африке стены, – он сделал неопределенный жест рукой, как будто отогнал от себя муху. – Главное, чтобы в центре. Кстати, оттуда еще не все съехали.
– Этаж совершенно пустой.
– Да нет, я слышал музыку, потом ее выключили.
– Музыка? Этого не может быть.
– Говорю, там кто-то был.
– Вы сказали об этом в полиции?
Николай Иванович насторожился:
– Это еще зачем?..
– В тот день там погибла женщина.
– Из полиции мне не звонили.
– Как же так… – Маша вмиг протрезвела: – Вас должна была записать камера наблюдения. У лифта…
– До лифта я не дошел. Прошелся немного, заглянул в пару комнат.
– Вы поднимались не на лифте?
– Нет. Седьмая кнопка была заблокирована. Попробовали в другом – та же история. Поднимались по лестнице. Так же спустились вниз.
– А потом?
– Потом – в гараж, сели с ребятами в машину и – газу.
Маша принялась рассуждать вслух:
– Выходит, на записи вас не было… Вы не дошли до лифта, значит, камера вас не зафиксировала.
– И слава богу, – сказал Николай Иванович.
– Вы сказали, что слышали музыку…
– Краем уха, потом ее выключили. Знакомая такая мелодия, там еще про цветочки… – Николай Иванович прищурился. – Нет, не помню. Надо у охраны спросить, может, они вспомнят. – Он накрыл ладонью Машину руку: – Останешься у меня?
Она высвободила кисть, как будто для того, чтобы посмотреть на часы:
– О-о-о-о… Мне пора. Завтра на работу…
– Почему? – возмутился Слезь.
– Потому что завтра у нас вто-о-о-орник, – пропела Маша.
Николай Иванович рявкнул так, что она вздрогнула:
– Я не о том! Ты не хочешь остаться здесь или не хочешь меня?
– Мне и правда пора… Уже поздно.
– Значит, нет. – Подумав, Николай Иванович снова спросил: – «Нет» вообще или «нет» сегодня?
– Давайте выпьем, – Маша подняла бокал. – На дорожку… и чтобы нам чаще видеться!
– Ах ты, лиса, – он понимающе улыбнулся и тоже поднял бокал. – Ладно, скажу, чтобы тебя отвезли. Но на будущее, лапуля, имей в виду, так просто ты от меня не отделаешься!
На следующий день подруги снова сидели в кафе. Маша говорила по телефону, Надя пила кофе, а Ева смотрела, как в телевизоре живет чужой жизнью ее любимый муж Люсик.
К столу подошла Лера и сообщила:
– Две недели назад в «Пресне Палас» погиб еще один человек, – она села на стул.
– Кто? – тихо спросила Надя.
– Реутов из рекламного агентства.
– Тот, что приглашал меня поехать в Анталию? – Маша округлила глаза. – А я-то думаю, куда он делся? Вот всегда так, только засобираешься…
– Не стоит шутить, – сказала Лера. – Он принял страшную смерть. Пошел на строительство третьего корпуса, ударился головой и упал в жидкий бетон.
– А потом? – спросила Ева.
– Потом он умер. Подробностей я не знаю.
– Бедняга, – протянула Маша, и улыбка сошла с ее губ.
– Думаю, что его убили, – сказала Лера.
– С чего ты взяла?
Лера выложила на стол кусок обоев и, выдержав паузу, пристроила рядом с ним еще один, пришпиленный к конверту экспресс-почты.
– Откуда второй? – удивилась Надя.
– Нашла в личных вещах Реутова.
– Кто тебе рассказал о его гибели? – Маша закурила.
– Филиция Павловна.
– Сучка… Этой твари всегда все известно.
– Словом, у Реутова был кусок таких же обоев. Его прислали с курьером. Думаю, Рите – тоже.
– Ерунда какая-то… – Вздохнув, Надя откинулась на спинку стула. – Что связывало Риту и Реутова? – Она повернулась к Маше.
Та пожала плечами:
– Почему ты меня спрашиваешь? Возможно, ее он тоже приглашал в Турцию. С него станется.
– Не думаю, что они с Ритой были знакомы, – усомнилась Лера.
Ева провела пальцами по шероховатой поверхности обоев, будто к чему-то прислушиваясь: