Учителя замолчали. Слава получил медаль, единственный в том учебном году, но никакого ликования по этому поводу в школе не устраивали.
– И что теперь делать будешь? – поинтересовалась Анна Ивановна у него после экзаменов.
Начиная с февраля Слава жил у директора, мальчику просто было некуда деваться.
– Уеду отсюда куда глаза глядят, – хмыкнул парень, – в Новосибирский университет.
Коломийцева забарабанила пальцами по столу.
– Вот что, Славик, послушайся меня, плохого не посоветую. Отправляйся лучше в Москву, с золотой медалью и такой светлой головой можешь попробовать штурмовать МГУ. И потом…
Она замолчала, не зная, как объяснить юноше свою позицию.
– Говорите, Анна Ивановна, – попросил Слава, – я все пойму.
– Детка, – как можно мягче сказала педагог, – в Новосибирск ехать нельзя.
– Почему?
– Он слишком близко от Мартынова, и имена твоих родителей там на слуху. Москва – огромный город, там легко затеряться в толпе. И еще…
– Что, – напряженно поинтересовался Слава – еще что?
– Времена меняются, – вздохнула Коломийцева, – приходят другие люди к власти. Видишь, что вокруг творится, ну подумай, каково тебе будет по жизни идти с такой анкетой, как только ты напишешь, где отец и мать работали, сразу…
Она примолкла. Слава засмеялся:
– Да уж, не слишком мне повезло, но ведь с этим ничего не сделать?
– Почему, – медленно пробормотала Анна Ивановна, – у меня в восьмом классе учится Семен Новосельцев, жуткий двоечник, первый кандидат в ремесленное училище.
– Не понимаю, – напрягся Слава.
– Мать балбеса, – пояснила Анна Ивановна, – на все готова, чтобы Сеню в девятый перевели. Сам понимаешь, без десятилетки теперь никуда.
– Ну?
– Так она работает в городском загсе, – улыбнулась Коломийцева, – и сделает тебе новую метрику, а аттестаты я сама выписываю, никто проверять не станет. Матерью меня поставим, а отцом покойного Славина Сергея, папу Майи, земля ему пухом. Станешь Славиным и начнешь жизнь с чистой страницы. Поверь мне, безупречная анкета в нашей стране главное.
– Наверное, вы правы, – прошептал юноша, – только страшно, вдруг проверят?
– Волков бояться – в лес не ходить, – весело сказала Анна Ивановна, – главное, чтобы здесь никто не узнал, а в столице растворишься.
Сказано – сделано. Мама двоечника Семена моментально состряпала нужную бумагу, просто списала бланк, как испорченный, но не уничтожила зелененькую книжечку, а отдала со всеми необходимыми печатями Коломийцевой.
– Неладно вышло, – вздохнул Слава, – я теперь будто брат Майи, и фамилия у нас одна – Славины.
– Что же плохого? – улыбнулась Анна Ивановна.
– Мы хотели пожениться.
Директриса махнула рукой:
– Пока о свадьбе рано мечтать, сначала следует образование получить. Ничего, что-нибудь придумаем.
В столицу уехал Славин Вячеслав Сергеевич, Рожков Слава исчез без следа. Майечка осталась в Мартынове, с ее сплошными тройками нечего было рассчитывать на столичное образование. Майе предстояло идти в Мартыновское медицинское училище.
Первое время из Москвы приходили радостные письма. Слава сообщил о поступлении, потом пару раз писал о студенческих делах, а потом замолк. Майечка извелась, бегая к ящику, но конвертов со штемпелем «Москва» не было.
Анна Ивановна, как могла, утешала дочь. В 1956 году она уговорила Майечку выйти замуж. Девушка послушалась, но из брака ничего хорошего не вышло. Молодые пожили полгода и разбежались.
Шла жизнь, Слава навсегда исчез где-то в столице. Майя больше не пыталась строить семейную жизнь, и Анна Ивановна только вздыхала, когда дочь звонила домой с работы и сообщала, что остается в больнице на незапланированное ночное дежурство. Да и что было Майе делать вечерами? А остальных медсестер ждали мужья и дети.
В 1968 году Майечку, как лучшую сотрудницу, премировали двухнедельной поездкой в столицу. Девушка вернулась назад с чемоданом покупок и страшно веселая, в истерическом, взвинченном настроении. Анна Ивановна даже перепугалась, услышав раскаты громового хохота, с которым Майя рассказывала о своих московских приключениях. До сих пор ее дочь была тихой и разговаривала почти шепотом.
Затем Майя заболела, что-то случилось с желудком. Беднягу выворачивало наизнанку и тошнило при виде любой еды. И только когда дочь стала стремительно раздаваться в боках, директриса прозрела:
– Ты беременна! От кого?
Майечка подняла на мать абсолютно счастливые глаза и ответила:
– Давай считать, будто ветром надуло!
В 1969 году к матерям-одиночкам относились иначе, чем сейчас. В глазах общественности они прочно были шлюхами. В Европе и Америке зарождалась сексуальная революция, молодежь уже не считала нужным вступать в брак, а женщины рожали детей «для себя». Но СССР находился в изоляции, и там сохранились патриархальные взгляды. Даже в Москве косо поглядывали на даму, имевшую в паспорте при отсутствии штампа загса запись о ребенке. Что уж говорить о Мартынове! Но Коломийцеву в городе любили, а Майечке многие были благодарны за бессонные ночи, которые она провела у их кровати.
Родился мальчик, хорошенький, здоровый, губастенький Витюша.
Анна Ивановна вмиг полюбила внука и умилялась его первым шагам и робким попыткам разговаривать.
Счастье, как и беда, никогда не приходит одно. В начале семидесятых в больницу попал один мужчина, Федор Крелин. Через год сыграли свадьбу, и в 1973-м родилась девочка Тоня. Анна Ивановна ликовала. Жизнь дочери налаживалась, семья, дети… Зять оказался хорошим, порядочным мужиком. Детей на своих и чужих не делил и хотел усыновить Витю.
– Пусть Витюша будет Славиным, как я, и носить отчество, как у меня, – коротко, но твердо заявила Майя.
Федор удивился, но настаивать не стал, Славин так Славин. Крелин никогда не интересовался, от кого мальчик, считал, если жена захочет, сама расскажет. Но Майя хранила упорное молчание. Правда, один раз Федя не утерпел и попробовал прояснить ситуацию, но всегда тихая, мягкая, даже какая-то бесхребетная жена так на него глянула, что у мужика больше не возникало желания заговаривать на щекотливую тему. Кстати, Анна Ивановна также старательно не задавала никаких вопросов.