Раджпут Харша был из варны кшатриев, признававших превосходство лишь брахманов. Гури же был Дваждырожденным, то есть вайшья, которые все время соперничали с кшатриями и тоже признавали превосходство лишь брахманов. А война между кастами переросла во вражду, в первую очередь за обладание священным Черным Камнем. Вражду, которая началась невесть когда, а стало быть, невесть когда и закончится. Вражду, которой не было видно конца.
* * *
Порт Бомбей, или, как называли его сами индийцы, Мумбаи, стоял на семи островах, являлся столичным городом Махараштры, находился на западном побережье Индии и был самым индийским из всех индийских городов. Это Елизавета определила сразу, так как за три месяца своего путешествия ей пришлось побывать во многих городах Индии.
Это был своеобразный центр страны, к северу от которого все называлось Северной Индией, к югу – Южной Индией. К востоку лежал Индийский Восток, а к западу – весь мировой Запад.
Встреча с Гури была назначена у подножия холма Малабар у храма Махалакшми, индийской богини богатства и процветания. Очевидно, это была особо почитаемая богиня банкира Гури, что, собственно, не было удивительным. К тому же восемью руками можно добыть себе богатств много больше, чем двумя.
От гостиницы Лизавете пришлось идти к холму пешком, в то время как Гури надлежало только спуститься с холма, на вершине которого среди висячих садов Радж бхавана – правительственной резиденции вице-короля и персидских «башен молчания» – находился и его дом. Несмотря на это, он заставил себя ждать. Нарочно подчеркивая, что эти русские нужны ему менее, чем он им. Впрочем, если бы он знал, что ему придется встретиться и иметь беседу с такой красивой женщиной, как Лизавета, он бы, наверное, пришел вовремя.
Елизавету и угрюмого азиата, сопровождающего ее, Гури нашел в храме богини Махалакшми, старшей супруги бога Вишну, который был представлен в храме восемнадцатью деревянными статуями. Обращаться к нему надлежало через Махалакшми, точно так же, как к Богу-отцу через Иисуса Христа. Лизавета как раз рассматривала, что было в восьмой руке богини, одетой в синее сари, когда в храм в сопровождении секретаря вошел Гури. Елизавета приветливо улыбнулась, а азиат, ее сопровождавший, заметно напрягся и не сводил взгляда с секретаря, который был довольно крупным мужчиной.
– Здравствуйте, сударыня, – мягко произнес Гури, весьма довольный тем, что его собеседницей будет столь приятная женщина. – Как вы находите Мумбаи?
Говорил Гури на превосходном английском, и Лизавета ответила тоже по-английски:
– Город просто великолепен. На мой взгляд, это, несомненно, вторая столица Индии.
– Вы правы, – ответил, улыбнувшись, Гури и, учтиво склонив голову, уже по-русски спросил: – Итак, сударыня, чем могу служить?
– О! – постаралась как можно искренней выразить свое восхищение Елизавета. – Вы говорите по-русски?
– Да, – ответил Гури. – Итак, мадемуазель? Не соизволите ли вы изложить мне ваше дело?
– Мадам, – поправила банкира Лизавета. – А что, это такая индийская традиция: разговаривать о делах в храмах богинь?
Тон женщины стал несколько жестковатым, что немного смутило Гури.
– Прошу прощения, – промолвил он и указал рукой на выход из храма. – Давайте пройдемся, мадам.
Елизавета Петровна снисходительно кивнула, и они вышли из храма. Солнце нещадно палило, и от огромных мраморных слонов, что стояли у входа в храм Махалакшми, отражались его лучи. Не сговариваясь, они пошли по направлению к парку, где можно было побыть в тени и спокойно поговорить.
То, что предложила ему эта русская красавица, понравилось Гури. И главное, он ничем не рисковал: ну кто может подумать, что за чистой благожелательностью и помощью, оказанной русскому судну, может скрываться далеко идущий умысел? И главное – она не просила никаких денег.
– Хорошо, – ответил на предложение Елизаветы Гури. – Ваш план мне нравится. Будем надеяться, что его осуществление пройдет – как это говорят у вас? – без веточки и задоринки.
– Без сучка и задоринки, – поправила его Лизавета и добавила раздумчиво: – Будем надеяться.
Это было настоящей издевкой, ежели не изощренным садизмом – везти на Сахалин каторжан с большими сроками, многие из которых были «бессрочными», мимо райских земель: цветущего круглый год Цейлона и роскошного, в полутора градусах от экватора, Сингапура, про который сказать, что это сказочный сад, будет все равно что не сказать ничего. И привезти их потом к скалистым обледенелым берегам острова отчаяния и, как верно заметил его сиятельство граф Аристов Савелию Николаевичу при их последней встрече, «острова-тюрьмы». Острова бесправия и горя, острова штормов и пурги, где «кругом вода, а посередине беда».
* * *
В кандалы Савелия заковали перед отправкой в Одессу. Тюремный кузнец, заклепав обручи на ногах, участливо спросил:
– Куда тебя?
– На Сахалин, – ответил Родионов, на что кузнец покачал головой:
– Далеконько... Сделаю так, чтобы не особенно жали. Считай, это мой подарок.
Одесса встретила Савелия Родионова запахом жареных каштанов, апельсиновыми корками под ногами и веселым пиликанием скрипок в многочисленных кафешантанах. Жизнь кипела, причем беспечная и разудалая, с каковой ему и немногим каторжанам, что прибыли вместе с ним, надлежало распрощаться ежели не навсегда, то очень надолго.
Свое обещание граф Аристов сдержал: Савелия определили на Сахалинскую каторгу, о чем он узнал уже на третий день пребывания в пересыльной тюрьме. А еще позже выяснилось, что он определен в этап для особо опасных (не иначе как стараниями господина Аристова), где кроме него самого было еще четверо арестантов.
Один был вор-фальшивомонетчик, совершивший четыре побега из каторжных централов, включая Шлиссельбургский. Ну куда его еще было девать? Только на Сахалин, откуда побегов не наблюдалось.
Второй «попутчик», лапошник, получил четыре года за взятку. А поскольку на Сахалине отбывала свой срок в поселенках его супруга-душительница, прикончившая собственного брата, то его отправили к ней, проявив на суде известную степень великодушия, ранее решительно не наблюдавшуюся.
Двое же других каторжан были мокрушниками, получившими каторгу по одной и той же статье Уложения о наказаниях, а именно за убийство двух и более человек. И преступление их совершалось по единому сценарию: вернувшись чуть раньше времени из служебных командировок, они застали своих жен в самом разгаре процесса прелюбодеяния и, недолго размышляя, порешили обоих любовников прямо в постели. А поскольку один был инженером-геологом, а другой географом, их обоих отправили на Сахалин искать новые месторождения угля.
Этап, следовавший за ними, был многочисленный и состоял в основном из дерзкой шпаны и «асмодеев»; были «маргаритки», державшиеся отдельно; иванов и храпов было немного, от прочих они отличались не только смурными взглядами, в которых всегда можно было прочитать решительность, но и огромным количеством наколок, что украшали их тела. Разномастный недружный строй арестантов привели на пристань, а потом под надзором полиции затолкали в трюмы парохода, да так, что им оставалось только стоять, тесно прижавшись друг к другу.