– Но Кити...
– Вронскую забудьте. Теперь она для вас непримиримый враг.
– Подскажите хоть какой-то выход! – прижал сложенные ладони к груди управляющий, всем своим видом показывая, что готов пойти на любую сделку. – Умоляю вас, подскажите! Уверяю вас, я сделаю все для того, чтобы...
– Хорошо, попробую... Вронская объект, который необходимо уничтожить всеми доступными и недоступными вам способами. Только утопив ее, вы сможете спастись сами, другого выхода я не вижу. Вы должны помочь нам найти пропавшие документы, – решительно произнес Заварзин. – Только в этом случае вы можете рассчитывать на снисхождение. Возможно, даже вам удастся избежать каторги.
Борис Яковлевич вздохнул и впал в задумчивость. Коли дается шанс на спасение, пусть и один-единственный, следует воспользоваться им незамедлительно.
Один шанс – это всегда мало. То есть мало надежды на то, что можно его осуществить. Однако при наличии этого шанса, пусть даже последнего, всегда имеется и упование на то, что можно все исправить. Ну, пусть не все... Но хотя бы что-то главное!
Шанс – это лучше, чем его полное отсутствие.
А на каторгу Борису Яковлевичу идти не хотелось. Вообще, на свете немного отыщется людей, которым хотелось бы отведать каторги. Даже в качестве постороннего наблюдателя. Пусть даже на предельно короткий срок.
Борис Заславский решительно принадлежал к подавляющему числу людей!
С Кити он встретился на съемной квартире. Вронская, по своему обыкновению, стала было раздеваться, что проделывала всегда сама, не дожидаясь партнера, но на этот раз Борис Яковлевич решительно остановил ее, притронувшись к плечу.
– В чем дело, Боря? – обиженным тоном спросила Кити, слегка надув губки. Разочарованно глянув на брюки, спросила: – Ты уже не хочешь меня? Не значит ли это, что твоя любовь ко мне остыла?
– Не в том дело, – ответил Борис Заславский, стараясь собраться с мыслями.
– Что значит «не в этом дело»? – подняла бровки Кити. – Твоя любовь остыла ко мне, но дело не в этом?
– Поверь мне, не остыла, тут другое, – скрывая вспыхнувшее раздражение, произнес Заславский. – Просто у меня неприятности. В смысле – у нас.
Екатерина Вронская быстро привела себя в порядок, догадываясь уже, о чем пойдет разговор, и давно к нему готовая. Это Борис Яковлевич даже не предполагал...
– Что ты имеешь в виду, говоря, что неприятности именноу нас? – присела рядом с ним Кити. – И почему ты так нервничаешь, дорогой?
– Меня вчера допрашивали, – почти истерически выпалил Борис Заславский. – Двое. Большие начальники.
– Ну и что? – спокойно отреагировала Вронская. – Ты и сам большой человек. Статский советник, управляющий императорским банком. И успокойся ты, ради бога...
– Как?! Как я могу успокоиться! – вскричал Заславский. – Если эти двое угрожали мне каторгой? – Он вскочил и стал мерить шагами комнату. Шаги были мелкими, шаркающими. И вообще после разговора с Аристовым и Заварзиным управляющий банком сильно осунулся и как-то сдал. – Черт меня дернул послушаться тебя! – Борис Яковлевич с такой злобой посмотрел на Кити, что Вронскую даже передернуло. – «Ничего не бу-удет, ничего не бу-удет», – передразнил он Вронскую. – Это ты мне говорила? – он с ненавистью вперил свой взор в темнеющие от гнева глаза Кити. – Так вот знай: будет! Еще как будет!
Последние слова Борис Яковлевич буквально выплюнул в лицо Кити. Этого она уже не могла вынести.
– Ты самая настоящая тряпка!
Слова были сказаны с такой откровенной злобой и презрением, что Заславский буквально застыл.
– Как ты смеешь...
– Ублюдок!
Она занесла руку, чтобы ударить, но Борис Яковлевич, уже пришедший в себя, перехватил ее.
– Где документы, сука? – прошипел он ей прямо в лицо.
– Какие документы? – Невероятно, но ее глаза смеялись. Диким, презрительным смехом.
– Где документы, которые я передал тебе?
Конечно, Заславский все им рассказал. Чтобы спасти собственную шкуру. Собственно, винить его в этом трудновато: можно было предвидеть, и нельзя сказать, чтобы она не думала об этом. А раз думала, значит, была подготовлена. Тогда чего она так на него взъелась?
Екатерина вздохнула.
Мужчины все слабаки, когда их крепко берут за горло.
Нет, пожалуй, не все. Родионов стоял бы до конца. Он и стоял до конца, не сказав ни на дознании, ни на суде ни слова о ней. И о ее необычной просьбе. Впрочем, никакой просьбы и не было, он сам вызвался ей помочь. Ах, бедный Савушка...
Кити посмотрела на Заславского, в его побелевшие от страха глаза.
Спекся банкир. Страх за собственную судьбу полностью парализовал его волю. Он уже не намеревался улучшить собственное благополучие, не строил дальнейших планов, а лишь думал о том, как бы выжить. И готов был отдать на съедение легавым свою женщину, еще вчера такую желанную.
– Где ты держишь документы?
– Я не скажу, Боря.
Он буквально зарычал. От ярости и от бессилия. Что он сделает дальше? Ударит? Но это ничего не даст, он прекрасно понимает это.
– Отдай мне документы, я прошу тебя, – в его голосе послышались жалостливые нотки.
Екатерина улыбнулась, Борис Заславский совершил еще одну непоправимую ошибку: женщину не стоит донимать просьбами. Тем самым можно только усугубить действительность. Ведь женщина – существо безжалостное.
– Нет, – еще более твердо отвечала Кити.
– Тогда я убью тебя...
Театр одного актера, причем в весьма дурном исполнении.
– Пустое, Боря. Ты ничего мне не сделаешь. Прощай.
Что он сделает: попытается остановить ее или заплачет?
– Сука!
Рыдания Заславского были для нее прощальным аккордом. И прощением.
– Будь здоров, Боря. Или хотя бы постарайся. Ведь мы с тобой больше никогда не встретимся...
Заславский завыл в голос, понимая, что с уходом Кити каторга становится неизбежной.
– Мадам Вронская?
Околоточный надзиратель Прихожанкин неловко переминался с ноги на ногу. Черт побери, почему его никто не предупредил, что ему придется арестовывать такую красивую барышню? Он бы хоть как-то приготовился, что ли, внутренне. Даже неловко, ей-богу.
– Мадемуазель, – кокетливо улыбнувшись, поправила его Кити. – Что вам угодно, сударь?