– Ну вот, – улыбнулся Всеволод Аркадьевич. – Выходит, нам бояться нечего. Даже если произойдет нечто такое, что человек на другом конце телеграфного провода как-нибудь «проколется», что, повторяю, совершенно нереально, то это будут уже его личные проблемы, к нам не имеющие никакого касательства. Он ведь про нас тоже ничего никому не скажет. В ином случае вместо использования служебного положения в корыстных целях, за что на него могут лишь наложить штраф и уволить к чертям собачьим, ему может быть предъявлено обвинение в преступном сговоре с группой лиц, а это уже и другая статья и другое наказание, вплоть до каторжных работ. Ему это надо? – задал вопрос Долгоруков и сам же на него и ответил, оглядев присутствующих: – Конечно, нет.
– Ясно, – за себя и за Феоктистова сказал Алексей Васильевич.
– Ну, а коли ясно, то… – договорить Сева не успел – в углу кабинета вдруг заработал телеграфный аппарат. Однажды Всеволод Аркадьевич уже использовал телеграфный аппарат, дабы пустить пыль в глаза одному «клиенту». Но теперь объект был и куда умнее, и значительно прозорливее. Посему аппарат «Сименса» заменил новенький французский аппарат «Бодо», печатающий буквами…
– Прошу прощения, господа, – озабоченно произнес Сева и прошел к аппарату, чтобы принять тонкую ленточку бумаги.
Когда он вернулся к гостям, выражение его лица было веселым.
– Что, хорошие вести? – посмотрел на Долгорукова «граф» Давыдовский.
– Весьма и весьма, скажу вам, – ответил Всеволод Аркадьевич. – Пришло ожидаемое мною подтверждение. Теперь нам надлежит собрать оговоренную сумму и вложиться. На все про все – сутки с небольшим…
– Я участвую! – заверил Долгорукова «граф». – Ставлю свои восемьдесят тысяч.
– Отлично! – так резюмировал решение Давыдовского Всеволод Аркадьевич. – Я вкладываюсь ста двадцатью тысячами.
– А мне можно принять участие? – спросил Огонь-Догановский.
– Ну, раз уж вы все знаете… – так ответил на просьбу «гостя» Долгоруков. – Какую сумму вы хотите вложить?
– Двадцать тысяч, – неуверенно ответил Алексей Васильевич.
– Хорошо, – констатировал Сева. – Итак, двести двадцать тысяч. – Ну, а вы, господин Феоктистов?
– Позвольте вопрос? – мильонщик, похоже, не горел рвением выложить денежки.
– Да ради бога! – немного дольше обычного посмотрел на него Всеволод Аркадьевич.
– А какова ожидаемая прибыль?
– Восемьдесят процентов, – ответил Сева.
– А почему не сто? – встрепенулся Давыдовский, играющий роль не столь далекого по уму сиятельного лица. Впрочем, графам совсем не обязательно быть умными. Им и так привольно…
– Потому что не сто, – ответил Всеволод Аркадьевич и строго посмотрел на Давыдовского.
В ответ на сию фразу «граф» кивнул, сделав понимающее лицо.
– То есть при вложении четырехсот тысяч должно быть получено семьсот двадцать? – произвел довольно нехитрые математические расчеты в уме Илья Никифорович.
– Именно так, – улыбнулся Долгоруков. – Вас что-то смущает?
– А через сколько дней возможно получить свои деньги обратно? – продолжал допытываться мильонщик.
– Через пять, – коротко ответил Сева.
– А гарантии?
– Какие гарантии? – крайне удивленно посмотрел на него Всеволод Аркадьевич.
– Ну, что прибыль все же будет, – уточнил Феоктистов.
– Я провел одиннадцать подобных вложений, и ни разу не оказался в накладе, – ответил Долгоруков. – Кроме того, дважды в нашей игре участвовал господин граф, и последнее наше вложение принесло стопроцентную прибыль. Какие вам еще нужны гарантии?
– Не сомневайтесь, господин Феоктистов, – горячо поддержал Долгорукова Давыдовский. – Гарантии стопроцентные!
– Впрочем, – уже сухо произнес Всеволод Аркадьевич, – вы можете не участвовать в этом деле…
– Нет, отчего же, я готов попробовать, – решился наконец Илья Никифорович. – Я делаю свою ставку!
– Хорошо, – кивнул Сева. – Тогда нам не придется искать еще одного партнера.
– Нет, вы меня не поняли, – не совсем решительно произнес Феоктистов. – Я готов попробовать… пятью тысячами…
– А где мы возьмем еще сто семьдесят пять тысяч? – воскликнул «граф» и театрально заломил руки.
Сева молчал. Конечно, он был готов к такому повороту событий. Никто – ни он сам, ни «старик», ни «граф» и ни Ленчик – и не ждали, что скряга и жила Феоктистов выложит с первого раза приличную сумму. Правда, сам Всеволод и Огонь-Догановский рассчитывали, что Феоктистов будет «пробовать» десятью тысячами, а Ленчик и вовсе заявил, что «на первый раз «жила» поставит тысяч пять-семь». И оказался совершенно прав. Так что очевидное решение мильонщика вначале опробовать «систему Долгорукова» не было неожиданностью для мошенников…
– Придется снова обращаться к Леониду Ивановичу, – прервал наконец затянувшуюся паузу Долгоруков. – А мне, господа, этого очень бы не хотелось делать…
– А кто это, Леонид Иванович? – задал вопрос Огонь-Догановский.
– Лучше и не спрашивайте, – посмурнел Давыдовский. – Он очень, очень жесткий человек…
– Ладно, решено, – подвел черту Всеволод Аркадьевич. – Завтра в полдень жду всех с заявленными суммами. И прошу не опаздывать.
* * *
Так уж заведено, милостивые судари, всякий день начинается с утра. Не с вечера, не с ночи, а именно с утра. Таков уж миропорядок, ритуал, ежели хотите. Так что следующий день начался для всех членов команды Севы Долгорукова с первых петухов. Но он у каждого был разным.
Сева Долгоруков достал из общей кассы «команды», что хранилась в тайнике за картиною неизвестного художника голландской школы, сто семьдесят пять тысяч рублей ассигнациями и сложил их в большой саквояж. Он предназначался для Ленчика, который должен был изображать очень жесткого человека. В десять он должен был подойти к Севе и получить соответствующий инструктаж. Затем он стал поджидать Африканыча, который с минуты на минуту должен был объявиться. Только вот с какими вестями…
Огонь-Догановский проснулся в своем домике довольно поздно. Болело колено, и он помазал его мазью Роненберга, приготовленной из яда песочной змеи. Умылся ключевой водой. Почистил зубы порошком доктора Мурфи и стал неспешно одеваться. Затем достал заблаговременно подготовленный саквояж из телячьей кожи с двадцатью тысячами рублей и снова, в который уже раз, пересчитал деньги. Погляделся в зеркало, принял бодрый и независимый вид и отправился к Севе.
«Граф» Давыдовский первое, что сделал, проснувшись, так это облился ледяной водой. Потом в течение сорока минут совершал гимнастику с двухпудовыми гирями, бросая их вверх и ловя, выжимая их стоя и лежа и держа на вытянутых руках до того момента, пока мышцы не начинали мелко и часто дрожать, а тело не лоснилось от обильного пота. Затем умылся по пояс теплой водой с мылом, побрился, спрыснул себя одеколоном «Imperiale», откушал перловой кашки с коровьим маслицем и выпил крохотную чашечку кофею с кусочком сахара. После чего до половины двенадцатого читал роман Людвига Анценгрубера «Der Schandfleck» в подлиннике, то бишь Венского издания 1876 года.