Вы можете купить себе виллу в Ницце или на Лазурном Берегу, окружить себя девицами и слугами и целыми днями напролет предаваться единственному занятию – отдохновению души и тела. Вы можете справить себе шикарный выезд и разъезжать весь день по друзьям и знакомым, делая и отдавая визиты. Вы можете построить церковь (мечеть, синагогу, кирху) и гордиться, что сделали благое дело людям и Богу.
Вы можете годами путешествовать по миру и побывать на всех его континентах и во всех странах, а коли захотите – вполне сможете прикупить себе необитаемый остров и проживать остатки дней на нем, купаясь в океане и потребляя в неограниченном количестве бананы и кокосовый сок. И завести себе не одну, а семь прехорошеньких «Пятниц», а можете одну называть – «Понедельник», вторую «Вторник», третью – «Среда» и так далее. Согласитесь, разве это не славно?
Вы можете по самую маковку залиться шампанским «Вдова Клико» или вином «Шато-ла Шапель» урожая тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года. Можете даже принимать из этих напитков ванны вместе с лучшей горизонталкой из шикарного заведения мадам Бомарше. А ежели вы еще и эксцентричный персонаж, то вместо водопровода сможете провести себе в кабинет «винопровод» и всегда, когда захочется пить или выпить, или более того, угостить пришедших в гости друзей, то вам стоит лишь отвернуть кран и подставить под него хрустальный графин…
Вы можете приобрети себе настоящую мумию, стать собирателем картин Винсента Ван Гога или даже Питера Пауля Рубенса и устроить в своем доме художественный музей, куда станете пропускать посетителей строго по билетам ценою в двадцать копеек и даже более. Естественно, делая скидку для военных, студентов и гимназистов, которым познавать прекрасное положено по статусу и возрасту.
Вы вполне можете себе позволить провести несколько благотворительных акций, после чего вас зауважает его превосходительство господин губернатор, а быть может, узнает о вашем почине и сам государь-император. Возможно, вы даже получите орденок в петличку и сделаетесь личным дворянином, после чего никакой полициант не посмеет не только выпороть вас, но и заехать кулаком в ухо.
Словом, обладая такими деньгами, вы можете позволить себе все… Или почти все.
Так или примерно так рассуждал про себя Ленчик, вышагивая по главной улице города – Воскресенской. Он держал путь в Гостиный двор, вернее, магазин «Французския моды», который посещал с регулярностью не реже одного раза в неделю. Ему надлежало быть одетым с иголочки и пребывать в курсе всех новых мужских парижских мод. А как же иначе? Надобно соответствовать…
Он уже занес ногу на первую из трех ступенек магазинного крыльца, как прямо над ухом раздался голос:
– Господин Конюхов?
Ленчик не вскрикнул, не вздрогнул, лишь скосил глаза и шагнул на ступеньку.
– Леонид Иванович?
Ленчик шагнул на вторую ступеньку.
– Задержитесь, господин Конюхов!
Ленчик шагнул на третью ступеньку.
– Я вам приказываю! – громко, уже на всю улицу рявкнул Розенштейн.
– Это вы мне? – удивленно поднял брови Ленчик.
– Да, вам! – продолжал рычать обычно всегда внешне спокойный помощник полицеймейстера. – Или вы не Конюхов? Черт вас подери! Не Леонид Иванович?
Почему-то этот субчик сильно раздражал Николая Людвиговича. Ишь, вырядился, франт! Ничего собой не представляет, всего-то заурядный мошенник, а уж форсу – воз и маленькая тележка. И еще делает вид, что будто не замечает, а ведь прекрасно знает, что к нему обращается человек, облеченный властью.
Ленчик обратил спокойный взор на помощника полицеймейстера и, четко выговаривая каждое слово, произнес:
– Да, я Конюхов. Леонид Иванович. Но приказывать вы мне не смеете. Я, господин хороший, в полиции не служу.
Сказав это, Ленчик преспокойно миновал портик из колонн и открыл двери магазина. Розенштейн кивнул. И тут же Конюхов с обеих сторон был взят под локотки стоявшими неподалеку филерами и спущен с крыльца на уличную мостовую.
Леонид не стал кричать на всю Ивановскую площадь, мол, караул, ни за что ни про что честного человека в участок забирают сатрапы проклятущие, – ратуйте, граждане! Напротив, он сделал непринужденный вид и поджал ноги, так что полицейские, которые находились вместе с Розенштейном, вынуждены были тащить его до полицейского управления на весу добрую версту. Прохожие, которые попадались навстречу, удивлялись столь невиданной доселе картине. Да и как было не удивляться тому, как двое дюжих полициантов, напрягшись от натуги, несли по улице, как носят дорогую и очень ценную мебель, весьма приличного господина в шикарном модном костюме, начищенных английских штиблетах и великолепной шляпе «Хомбург» из фетра с атласной лентой по тулье и высоко загнутыми полями. Непроницаемое лицо господина, которого несли полицианты, не выражало ничего, кроме невозмутимости и некоторого удовольствия.
– Ну, хватит придуриваться, – прошипел Розенштейн, когда Ленчик «доехал» таким образом до полицейского управления.
Ленчик перевел взгляд на помощника полицеймейстера, потом посмотрел на багровых «носильщиков» и опустил ноги. По ступеням крыльца управления он поднялся уже самостоятельно.
– Вот, на ловца и зверь бежит, – представил Розенштейн Ленчика какому-то важному господину, который почему-то занимал кабинет полицеймейстера и чувствовал себя в нем хозяином. – Совершенно случайно, можно сказать, взяли на Гостином дворе.
– Это плохо, что «совершенно случайно», – сухо заметил помощнику полицеймейстера важный господин. – Таких молодчиков, как этот, надлежит задерживать специально.
Ленчик пристально посмотрел на важного господина и промолчал. Вообще, в данной ситуации, когда вас задерживают неизвестно за что полицианты, самое благоразумное поведение – внимательно наблюдать за всем, что происходит вокруг, и покудова помалкивать…
– Я полковник Засецкий, – глядя прямо в глаза Ленчику, произнес важный господин, – чиновник особых поручений Департамента полиции. Особых! Понимаешь ты это? – добавил Засецкий с плохо прикрытой злобой и односторонне перейдя с Ленчиком на «ты». – И у меня поручение от директора Департамента полиции его превосходительства генерала Дурново вывести на чистую воду всю вашу шайку во главе с этим Всеволодом Долгоруковым. Надоел он нам, понимаешь? И вы все, его приспешники и шестерки, надоели до чертиков. А это значит, что с вами церемониться никто не будет, и ваша лафа, то бишь безнаказанность, приказала долго жить…
Ленчик молчал, глядя прямо в лоб полковнику. Не в глаза – в лоб. Этим он мог хоть как-то выразить свое презрение к легавому, поскольку слова были бы лишними и только пуще бы его разозлили.
Кажется, Засецкий это понял и гаркнул:
– В глаза мне смотреть, в глаза!
Ленчик спокойно перевел взгляд и уперся взором прямо в глаза чиновнику особых поручений. Они были ясными, чистыми и злыми, однако в глубине их – невероятно! – проскакивали веселые искорки. Ленчик удивленно приподнял брови и снова промолчал. О-о, он хорошо знает этих легавых. Им пальца в рот не клади, с их ужимками и хорошо продуманными иезуитскими приемчиками дознания…