– Как я его нашла? – переспросила баба Настя.
– Да, – подтвердил Рахметкул Абдулкаримович. – Как вы его нашли?
– Ну, так, помои пошла выносить, вот и нашла.
– Поточнее, пожалуйста, – официальным тоном произнес Минибабаев.
– Поточнее?
Оперуполномоченный молча кивнул.
– В четверть одиннадцатого, примерно, я пошла выносить в кастрюле помои. Свиней я не держу, так что помои мне без надобности. Вот и пошла выносить, куда все выносят. На зады, уф-ф… Выплеснула, значит, кастрюлю, вдруг слышу, стонет кто-то. Не, вначале мне показалось, что это кошка пищит. Потом слышу, снова пищит кто-то, а скорее, стонет, и на кошку, вроде, не похоже. Ну, я репейник-то раздвинула, он и лежит, уф-ф-ф…
– Кто он? – невозмутимо спросил Минибабаев.
– Жорка, кто ж еще.
– Значит, вылив обои и услышав стон, вы пошли на этот стон и обнаружили в зарослях репейника Юрия Гавриловича Охлябина. Правильно? – спросил Минибабаев.
– Правильно, – согласилась баба Настя.
– Опишите, в каком состоянии вы нашли гражданина Охлябина, – попросил Рахметкул Абдулкаримович.
– Ну, его, то есть, гражданина Жорку Охлябина я нашла в состоянии самом что ни на есть плачевном, – ответила баба Настя.
– То есть?
– То есть, лежит плашмя, мордой в землю, руки-ноги в стороны, на башке рана огромная. Кровища под ним, – баба Настя даже поежилась, вспомнив эту картину, и добавила с безапелляционной уверенностью: – Не иначе, топором его кто-то…
– Почему вы решили, что его кто-то, и именно топором? Охлябин, как мне сказали, – оперуполномоченный посмотрел на участкового, и тот согласно кивнул, – крепко любил выпить, так, может, будучи в сильном подпитии, он сам и упал, крайне неудачно ударившись головой о что-то твердое? – посмотрел теперь на бабу Настю Минибабаев. – Вы что же, абсолютно исключаете такую возможность?
– Исключаю! – рубнула рукой воздух баба Настя и тут же вспотела, будто не менее получаса колола дрова. – Так раскроить себе череп самому? Не-е, мил человек, – покачала она головой, – это Жорку, Юрия Гавриловича, то есть, приложил кто-то так… Кре-епко приложил. И не иначе, как топором. Обухом, то есть, уф-ф-ф.
– А враги у него были? – спросил Минибабаев.
– Да ну, какое там, враги, – махнула пухлой ладошкой баба Настя.
– То есть, врагов у него не было? – переспросил Рахметкул Абдулкаримович.
– Нет. Врагов не было, – твердо ответила баба Настя.
– Тогда кто же его так приложил, как вы говорите? Обухом-то топора по голове? – сощурил и без того узкие глаза Минибабаев.
– А хрен его знает! – всплеснула руками баба Настя и тут же спохватилась: – То есть, хто его знает. Может, по пьянке поссорился с кем? Вот и схлопотал, бедняга…
– С кем? – спросил Минибабаев. – С кем он мог так поссориться, что его ударили топором?
– А пес его знает, простите, уф-ф. Вы его самого, мил человек, об этом спросите, уф-ф-ф.
* * *
В больнице операция уже закончилась. Череп Охлябину то ли скрепили железными скобами, то ли сложили заново – поди, узнай у этих врачей. Они ведь завсегда на свои дела туману нагоняют, даже если банальный фурункул выдавливали. Чтобы значимее казаться в чужих глахах. А может, и в своих. Все же Рахметкулу Абдулкаримовичу удалось кое-как прояснить ситуацию: операция прошла успешно, но состояние больного тяжелое, и разговаривать ему категорически запрещено.
– А завтра? – с надеждой спросил врача Минибабаев.
– Что завтра? – спросил доктор.
– Завтра с ним можно будет побеседовать?
Доктор посмотрел на оперативного работника, как на существо с другой планеты, и ответил:
– Пациент получил тяжелейшую черепно-мозговую травму, только что перенес сложнейшую операцию, а вы хотите завтра его допросить? Вы с ума сошли. Не раньше, чем через неделю.
Минибабаев извинился и покинул больницу. Он не спятил, собираясь побеседовать с Охлябиным завтра. Но про себя решил сделать все, чтобы разговор состоялся. Такая уж у него работа: спрашивать человеков, даже если они не хотят или не могут отвечать…
Вернувшись в отделение, Рахметкул Абдулкаримович велел привести к себе в кабинет Родионова.
Медвежатника привели. Савелий Николаевич выглядел спокойным и снисходительно посматривал на Минибабаева, что того и злило, и ставило в тупик.
Неужели этот Родионов не понимает, что если его посадят, то ему уже не выйти из тюрьмы. По крайней мере, живым. Сколько ему? Семьдесят пять, семьдесят восемь? А сколько осталось жить? От силы, лет десять. А срок будет, как минимум, четвертак. Неужели он этого не понимает?
Тогда почему он так спокоен?
– Ваша цель приезда в Казань? – задал первый вопрос Минибабаев.
– Воспоминания, – коротко ответил Родионов.
– Что, захотелось пройти по местам, так сказать, боевой славы? – не без сарказма спросил Рахметкул Абдулкаримович.
– Да, если хотите, – спокойно ответил бывший медвежатник.
– Ну и как, прошлись?
– Прошелся, – коротко ответил Родионов.
– И на озере Кабан вы побывали? На озере Дальний Кабан, – добавил оперуполномоченный.
– А что, это запрещено? – вопросом на вопрос ответил Савелий Николаевич, хмыкнув.
– Ну что вы, – усмехнулся Рахметкул Абдулкаримович. – Какие запреты… А может, вы приехали посмотреть, цело ли ваше золото? – глянул на него в упор Минибабаев. – Вернее, золото, украденное вами из Государственного банка Российской Федерации во время разбойного нападения в августе восемнадцатого года?
Савелий Николаевич какое-то время непонимающе смотрел на оперуполномоченного. Удивление у него получилось достаточно естественным. Потом он пожал плечами и произнес:
– Я не совсем понимаю, о чем вы.
– А я вам поясню, – охотно сказал Минибабаев, распрямляясь. – Итак, в один прекрасный день вы решили почитать газету. И увидели сообщение в траурной рамке, где было сказано, что в Казани на озере Дальний Кабан утонул один известный футболист.
Рахметкул Абдулкаримович искоса взглянул на Родионова, пытаясь определить, что тот думает, но лицо бывшего медвежатника было непроницаемо-спокойным. Слишком спокойным. И оперуполномоченный, заметив, что он, кажется, попал в точку, продолжил:
– Сообщение это вас тронуло. Не та его часть, в которой говорилось о смерти футболиста, молодого человека, которому бы еще жить да жить, а то место, в котором упоминалось знакомое вам озеро. Слишком хорошо знакомое. Далее в заметке рассказывалось, что труп погибшего пока не найден. Придя к совершенно правильному выводу, что тело будут теперь усиленно искать и, обеспокоившись, что вместо тела или вместе с телом могут найти сброшенное в озеро в восемнадцатом году похищенное вами золото, вы решаете отправиться в Казань, чтобы на месте убедиться в сохранности или несохранности этого золота. Труп футболиста находят, золото нет, и вам вроде бы можно отправляться домой. Однако вы узнаете – я пока не знаю, как, надеюсь, вы мне в этом поможете, – что некто рыбак Степан Востриков накануне вылавливает из озера часть клада. Выследив и выпытав у него, куда он спрятал золото, вы его убиваете, а золото либо перепрятываете, либо оставляете в том месте, куда его спрятал Востриков. Для вас неважно это золото, найденное старым рыбаком. Оно является совершенно незначительной частью того огромного клада, что покоится на дне озера. Для вас важно, чтобы найденное золото не всплыло, так сказать, на поверхность, а весть о находке его в озере умерла вместе с Востриковым. Иначе начнутся поиски, и золото в озере рано или поздно найдут. Покончив с Востриковым, вы намереваетесь убраться из Казани, поскольку миссия ваша выполнена. Но вы совершили одну оплошность: решили посетить одно из городских кладбищ. Когда прошлым вечером вы выходили с территории кладбища, вас увидел и узнал один честный человек, который и сообщил нам о вашем нахождении в городе. Остальное, как говорится, было делом техники, – закончил свой рассказ Минибабаев, прилагая большие усилия, чтобы отыскать на лице Родионова хотя бы малейшее замешательство.