– Я бы с большим удовольствием согласился устать от настоящей схватки… – со вздохом заметил граф Оливье. И тут же воскликнул: – Смотрите, смотрите, ваше величество… Ай да молодцы.
Это восклицание относилось непосредственно к происходящему в ристалище. Одновременно возбужденно зашумели и берфруа. Поединок, такой спокойный вначале, резко обострился. Выбрав подходящий момент, Гас трижды подряд атаковал Третьена быстрыми выпадами своей короткой фрамеи, держа ее в вытянутой руке, как кто-то мог бы атаковать мечом. Первый удар франк отразил легким поворотом щита, при втором отвел фрамею в сторону своей куза. Но третий выпад настиг все же воина, не успевшего сделать полный шаг назад. Однако Бернар не зря говорил о Третьене как об одном из самых опытных солдат армии. Именно опыт подсказал тому, что надо сменить кольчугу на панцирь. И именно панцирь защитил грудь, тогда как кольчуга, несомненно, была бы пробита сильнейшим завершающим ударом. Гас в самом деле вложил в выпад весь вес своего тела, надеясь пробить металлом металл, но это же и сослужило ему плохую службу. Третьен не дал времени противнику, слегка провалившемуся вперед и находящемуся в неустойчивом положении, вернуться в исходную позицию. Он атаковал сразу. Гас с трудом сумел закрыться щитом от бокового не слишком сильного удара копьем, но оказалось, что этот удар был только отвлекающим маневром, и сакс тут же получил удар в лицо тяжелым и жестким древком. Такой удар, как знают все воины, не лишает сознания, но вызывает боль и мешает внимательно следить за действиями противной стороны. Это же и случилось с Гасом. Он не успел прийти в себя, когда получил в дополнение удар по шлему окованным и шипастым ребром щита. Пробить шлем такой удар не может, однако есть у кожаных шлемов особенность, которая существенно отличает их от шлемов металлических. Металлический шлем надевается не на голую голову, а на подшлемник, причем крепится жестко только в том случае, если соединен с панцирем. И если сам шлем выдерживает удар, то голове практически вообще не достается. Кожаный же шлем прилегает к черепу плотно, и каждый удар отдается в голове. Гас на какой-то миг потерял ориентацию и допустил ошибку, отступив на два шага тогда, когда следовало сблизиться с противником, чтобы не дать ему снова ударить, а себе позволить отдохнуть. Только в последний момент он заметил нацеленное в горло копье и лишь каким-то чудом сумел отстраниться вбок. Однако копье все равно задело сильную шею и нанесло серьезную рваную рану.
– Третьен победит, ваше величество, – сказал Оливье. – Я рад, что вы не повесили его. Он еще во многих походах будет служить вам верой и правдой!
– Это еще неизвестно… – из-за спины графа возразил Кнесслер. – Я знаю Гаса много лет. Он всегда, до последней минуты боя продолжает быть опасным.
– Нет, – не согласился Аббио, сидящий рядом с Кнесслером и наблюдающий за поединком так внимательно, словно изучал противника, с которым ему самому предстоит вскоре схватиться. – Третьен в каждом эпизоде бывает чуть быстрее. Он чуть быстрее соображает, чуть раньше начинает движение, чуть опережает в ударе и в защите. Здесь явно сказывается больший боевой опыт. Третьен, как ни прискорбно мне признать это, сильнее.
– А мне нравится, как держится Гас, – сказал король, чтобы поддержать сторону Кнесслера. – И он, думаю, еще не показал всего, на что способен.
Гасу тем временем в самом деле пришлось туго. Противник, нанеся удар и понимая, что смутил этим сакса, не стал экономить силы, а, напротив, предельно ускорил свои движения. Удары сыпались на маленького сакса со всех сторон. Но после одного из них Гас изловчился и сам ударил сбоку щитом в древко куза. Древко, внешне такое крепкое, видимо, от предыдущих ударов получило трещину и переломилось.
Франк резко отскочил на пару шагов и попытался вытащить меч. Тут уже Гас показал свою опытность и атаковал, заставляя Третьена защищаться и не рисковать, подставляя под удар открытый бок, что непременно случилось бы, ухватись он за рукоять меча. Сакс просто не позволил бы мечу покинуть ножны. И неизвестно, выдержал бы панцирь удар в бок, как он выдержал удар в грудь. На груди все панцири обычно имеют усиленную броню, тогда как их не укрепляют дополнительно по бокам, чтобы не утяжелять.
Но здесь Третьен сообразил сделать то, что не сообразил сделать минуту назад Гас. Франк просто пошел на противника, щитом его отталкивая и не давая размахнуться для удара, не оставляя дистанции для выпада, когда к движению руки добавляется усиливающее движение тела. А потом и вовсе схватился рукой за край щита сакса, лишая последнего возможности маневра. И в итоге соперники сошлись вплотную, где фрамея оказалась бесполезной и Гас вынужден был просто отбросить ее вместе со щитом. Тогда и Третьен отступил, улыбнулся своей маленькой победе, позволившей ему выровнять положение, и достал меч одновременно с тем, как Гас достал скрамасакс.
Воины-франки придерживаются традиционной манеры фехтования: удар соперника следует отбивать щитом, а мечом удар наносить. Скрамасакс же требует совершенно иной техники. Правая рука ложится под небольшой выступ, заменяющий гарду, а левая держится за другой конец длинной рукоятки. И для удара скрамасаксом вовсе не требуется размаха плеча – бывает вполне достаточно одновременного движения рук в разные стороны. Чем длиннее рукоятка, тем резче получается удар. К тому же отсутствие щита само собой предполагает более быстрые движения. Гас все это и продемонстрировал, нанося по пять ударов в ответ на единственный удар Третьена. Но лезвие меча значительно тяжелее лезвия скрамасакса, и потому даже не слишком частые удары франка Гас держал с трудом. Впрочем, он и защиту продемонстрировал соответственную. Не принимая тяжесть клинка на перпендикуляр своего оружия, а короткими боковыми ударами направляя меч франка в сторону. При этом сакс получал преимущество для атаки на то время, что требовалось Третьену для возвращения тяжелого меча в боевое положение. Очевидно, франк впервые столкнулся с такой манерой фехтования и потому был несколько обескуражен, не сумев под нее подстроиться. Это стоило ему пропущенного удара в плечо. Скрамасакс угодил меж защитных пластин и нанес хотя и не глубокую, но мешающую полноценно владеть мечом рану.
И неизвестно, чем бы закончился поединок, если бы эта рана не возбудила Третьена до такой степени, что он все тело вложил в один удар. Гас защитился, но скрамасакс не выдержал. Клинок переломился, и меч обрушился саксу на голову. Гас упал, оглушенный. Шлем все же спас его от смертельной раны, но продолжать бой воин не мог.
Герольд бросил между бойцами свой жезл. Это означало прекращение поединка.
– Увы, мы проиграли… – сказал король.
– А мы победили, ваше величество, – радостно улыбнулся граф Оливье. Он, конечно же, переживал за человека, которого хорошо знал. – Я надеюсь, что первая победа станет предвестницей победы в меле франкской стороны.
– А я, несмотря на искреннее к вам уважение, граф, – возразил эделинг Аббио, – надеюсь, что справедливость восторжествует. Вчера утром князь Бравлин, человек великолепной и удивительной эрудиции, – эделинг поклонился в сторону князя вагров, молча сидящего через два ряда от него, – учил нас интересным, хотя и простым истинам: если одному что-то дается, это отнимается у другого. Ни богатство, ни слава, ни победа не бывают в единственном числе, без оборотной стороны, точно так же, как не бывает дня без ночи, весны без осени, Луны без Солнца, Бога без черта. Если есть богатство, есть и нищета, если есть слава одного, то есть и позор другого. Если есть победа одного, есть поражение другого. Однако окружающий нас мир представляет собой систему весов. Если все бесконечно перекладывается на одну чащу, в конце концов произойдет пресыщение, и чаша опрокинется. Поэтому равновесием и справедливостью будет победа противной стороны в меле.